“Эту фамилию она взяла, выйдя замуж, – подумал Том. – Значит, она вышла не за своего Сомерез-Хилла. Да и вряд ли бы он оставил жену ради продавщицы из книжного магазина. В ту пору он был членом парламента и мог вот-вот превратиться в действительно Важную персону. Но в политике этого не добился, насколько я знаю. И она с опозданием вышла замуж за обычного Бейтса из Йоркшира; между прочим, один из солдат у Шекспира тоже носит такую фамилию, один из тех, кого обвел вокруг пальца переодетый Генрих Пятый. Да, рядовой солдат, если я правильно помню”.
– Я имею в виду – до замужества. Моя подруга не была замужем, когда я ее знал. Вы знаете девичью фамилию вашей мамы?
Они, конечно, могли ее и не знать, английские женщины не сохраняют свою девичью фамилию в отличие от испанок, в отличие от Берты Ислы.
Дерек в растерянности обернулся, словно впервые в жизни услышал выражение
– А я знаю, – выпалила Клэр. – В молодости ее звали Дженет Джеффрис.
Слишком много совпадений, чтобы матерью этих детей не была Дженет Джеффрис. Главным образом из-за сходства, из-за потрясающего сходства – оба были ее точными копиями. И не было необходимости просить Клэр повторить фамилию по буквам.
– Ну так что, была она вашей подругой?
– Нет, – ответил Том Невинсон. – Моя подруга была Роуленд, Дженет Роуленд. – Он предпочел на этом остановиться и расстаться с ними, чтобы обдумать уже совсем другие вещи.
Он не был обязан сообщать правду этим Бейтсам из Йорка, ведь он их совсем не знал. На самом деле в течение последней половины своей жизни – или даже целой жизни – он не был обязан сообщать эту правду вообще никому, включая самых близких людей, а начиная с нынешнего дня – тем более.
Дерек выбрал своего любимого Индиану Джонса и монстра Франкенштейна. Клэр – своего любимого Шерлока Холмса и его верного Ватсона: разве можно было иметь дома одного без другого? Эта девочка понимала, что такое верность, – в отличие от своей матери, в конце концов все-таки погибшей, хотя умирать она не очень-то спешила. А вот он, наоборот, не умер, то есть умер только официально, но официальную версию можно опровергнуть и перечеркнуть, если покойник вдруг оказывается живым. Том быстро заплатил за покупку, вручил детям завернутые в бумагу фигурки и у выхода распрощался с обоими за руку, они ведь ни в чем не были виноваты. Ни Клэр, ни Дерек его имени не спросили. Но ему это было безразлично: уж чего-чего, а имен у него было полно, наверное, столько же, сколько у самого Тупры. Или у Рересби, или у Дандеса, или у Юра.
– Скажите, а вы могли бы допустить, что профессор Уилер был в курсе дела, то есть участвовал в обмане и знал обо всем с самого начала? – спросил Томас мистера Саутворта и добавил: – Он первым попытался завербовать меня, и, насколько помню, вы же сами меня и заверили: мало что из происходящего в Оксфорде ускользнет от него, и уж тем более убийство. Заверили, что он наверняка узнал обо всем раньше меня – и во всех подробностях. Мне тоже так показалось, когда я говорил с ним по телефону.
Саутворт задумался, его маленькие честные глаза были словно обращены внутрь, как если бы он мучительно искал ответ, стараясь поглубже заглянуть себе в душу. Он больше не смотрел на часы и, видимо, забыл про занятия. Потом произнес уверенным тоном:
– Нет, я не сомневаюсь, что его тоже обманули. От него наверняка скрыли, что то убийство было выдумкой. Я мало что про них знаю, но не считаю спецслужбы способными убить невинного человека только ради того, чтобы заполучить кого-то к себе в актив. Давить и шантажировать – да, разыграть спектакль – да, запросто. – Он насмешливо вздохнул: – Думаю, устраивать спектакли – суть их методов. Так ведь?