Беру тебя напрокат

— Это плата за популярность.

— Они говорят, что я сама виновата в том, что ко мне пристают. Ты с ними согласен?

— С чего бы?

Ника взвивается:

— Но ты ведь не удаляешь эти комменты — значит, согласен!

— Мне плевать на мнение людей, которых я не знаю, но любые комментарии продвигают пост в Инстаграм, даже оскорбительные. Так зачем мне вставлять себе палки в колеса, подтирая комменты?

— То есть дело в популярности, да? — с пафосом констатирует Ника. — Ради нее ты готов на все?

— Может быть.

— Чудесно! — почти шипит она. — В таком случае я себе тоже выложу что-нибудь горячее.

Она подается ко мне и сдергивает с моих бедер полотенце. А потом, пока я пытаюсь сообразить, что она вообще задумала, пару раз щелкает меня на телефон.

— Ты сдурела? — с раздражением спрашиваю я.

Ника неестественно хохочет:

— Почему это? Я, может, тоже ради популярности готова на все.

Мне кажется, что она близка к истерике, и это действует на меня успокаивающе. Со мной с детства так: когда вокруг люди едут кукушкой, на меня неизменно нисходит вселенское спокойствие

Я даже не пытаюсь прикрыться (да мне и нечего стыдиться, в общем-то: природа не поскупилась), только флегматично качаю головой:

— Эх, Ника, Ника! Тебя за обнаженку забанят в Инсте.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Не забанят, — деловито возражает она. — А может, я вообще твои фотки выложу в другом месте.

Вот же идиотка! Я сгребаю ее в объятья и пытаюсь забрать телефон. Ника весьма активно сопротивляется, довольно болезненно заезжает мне затылком в подбородок.

— Лучше отдай мобильник по-хорошему, папарацци, — угрожающе бурчу я и пытаюсь перехватить ее руки.

— Не отдам! Не отдам, пока не удалишь свой дурацкий пост.

В попытках прикрыть собой телефон она сгибается пополам, я — вместе с ней. Через пару секунд мы теряем равновесие и валимся на ковер.

— Да отдай же ты этот чертов телефон! — Я пытаясь обездвижить Нику, чтобы было проще добраться до мобильника, но она отчаянно этому препятствует. — Ты же сейчас его расколошматишь.

— Ничего страшного, флешка с фотками в любом случае не пострадает.

Ника извивается как какая-нибудь ящерка. Я получаю от нее еще пару ощутимых тычков, и терпение мое лопается.

— Ладно, солнышко, считай, ты сама напросилась. — За пару секунд я подгребаю Нику под себя, крепко перехватываю ее запястья и завожу их ей за голову.

— Скотина! — пыхтит она, смешно брыкаясь. — Мерзкий кусок козлятины! Тебе разве мама не говорила, что с девочками дерутся только последние уроды?

Я таки вырываю у нее телефон, но тот, конечно, уже заблокировался.

— Какой у тебя пароль? — я изо всех сил пытаюсь говорить серьезно, но, на самом деле, вся эта наша возня меня жутко смешит.

Вместо ответа Ника пытается меня укусить.

Я сильней придавливаю ее к полу своим телом и, приложив немного сноровки, разблокирую телефон ее же большим пальцем.

— Свинья! — уже без прежнего пыла бухтит Ника.

— Умей проигрывать достойно, киса.

Я быстро нахожу в ее телефоне свежие фотки и, удалив их, на всякий случай чищу корзину. Мои губы растягиваются в победоносной улыбке. Ника еще раз дергается, пытаясь меня скинуть, а потом затихает.

— Вот и славно! — Я выключаю «мобильник раздора» и отодвигаю его подальше. — А теперь давай поговорим спокойно.

Глава 10. Вероника

И зачем я только переоделась в платье? Зачем? Пока я боролась с Петровым, оно задралось, и сейчас я лежу под этим чудовищем в самом непотребном виде. Ужасно, просто ужасно!

Но есть и кое-что похуже — меня медленно, но верно охватывают те отвратительные чувства, которые полыхали во мне днем. Каждый участок кожи, к которому прижимается Петров, словно раскаляется и жаждет чего-то неприличного. Во рту становится сухо.

Никита прерывисто вздыхает и долго-долго смотрит мне в глаза. Я, конечно, не отвожу взгляда, но мысленно молюсь, чтобы дорогой «партнер» не догадался о том, как меня будоражит его близость.

Почему природа вообще такое допустила? Почему мне так приятно от прикосновений мерзавца, которого я на дух не переношу? Загадка!

Петров вдруг принюхивается:

— Что это за духи у тебя? Никак не пойму. Дольче Габбана?

— Я не пользуюсь духами. И антиперспирант у меня без запаха.

— И тем не менее пахнешь очень вкусно. — Он нагло утыкается носом мне в шею. — Просто превосходно!

Его горячее дыхание чуть щекочет мою кожу и вызывает целый сонм мурашек. На мгновение мне хочется зажмуриться. Но потом я вдруг осознаю, что Петрова наша потасовка весьма взбодрила, а в одном месте даже ощутимо так тонизировала.

Мое открытие приводит меня в такое волнение, что приходится сделать над собой усилие, чтобы не начать мелко подрагивать.

— Петров, ты офигел? — с замиранием сердца восклицаю я. — Ты что себе позволяешь?

— Я? Ничего. Я вообще всеми силами пытаюсь восстановить мир.

— А в мою ногу ты, значит, трубкой мира уперся, да?

Мерзавец чуть ерзает, пытается устроиться на мне поудобней.

— Петров! — снова восклицаю я, но голос звучит предательски сипло.

Никита опять посылает мне проникновенный взгляд: