Беру тебя напрокат

— Как же так, Женя? — с неприкрытым сарказмом интересуюсь я. — Чем же ты занималась всю экскурсию? Слушала россказни Ни-ки-ты о том, какой он офигенный?

Ее взгляд наполняется вселенской печалью.

— Дело не в Никите. Дело в Валере. Он какой-то странный стал. Когда мы с ним вчера ужинали, он показался мне довольно приветливым и отзывчивым. А сегодня Валера вел себя как бука. Он буквально шарахался от меня. Мне ни разу не удалось побеседовать с ним дольше минуты.

— Видимо, первое впечатление было обманчивым.

— Да нет же! Я уверена, что он вполне милый парень. Кстати, он периодически на меня посматривал, но стоило поглядеть в ответ — ему прямо нехорошо делалось. В какой-то момент я даже испугалась, что он в обморок грохнется. Он мне даже чем-то Степанова напомнил.

— Какого Степанова?

— Того, с которым я сидела за одной партой до четвертого класса.

— И чем же они похожи?

— Степанов вел себя почти так же, когда ему мама запретила со мной общаться.

Я смеюсь:

— Да ну, бред какой-то! У Валеры, конечно, тоже может быть строгая мама, но она явно даже не подозревает о твоем существовании.

Женька пожимает плечами.

— Ладно, — машу рукой я, — не забивай себе голову этим чудиком. В принципе, мне плевать: спорил Петров на меня, или нет. Даже если не спорил, он меня все равно бесит.

— Я думаю, не было спора, — тут же вворачивает Женька. — Петров не производит впечатления придурка, которого можно взять на «слабо».

Я невольно закатываю глаза:

— Ну вот опять! С чего ты вдруг так резко переменила мнение о нем?

— Он сегодня пришел тебе на помощь, вообще-то. Да и на экскурсии был довольно приветливым. Даже мороженое мне купил.

— Ага! — взвиваюсь я. — Вот оно! Вот! Ты продала сестру за мороженку.

— Никого я не продавала.

— Продала!

Женька задумчиво потирает переносицу:

— Мне просто кажется, ты относишься к нему предвзято. С предубеждением. А он нормальный, в общем-то, парень.

Я почти задыхаюсь от ярости. Ну и гад этот Петров! Каким-то образом успел втереться в доверие к моей сестре. Ничем не гнушается.

— Знаешь, Женя, — говорю я с учительской интонацией, — больше я тебя никуда одну не отпущу. Ты что-то слишком доверчива для своего возраста.

— Хорошо, — кивает она и раскрывает свой любимый блокнот, чтобы продолжить рисовать то, что начала до моего прихода.

— Подожди! — уже мягче говорю я. — Ты не могла бы мне одолжить свое платье в клетку?

— Зачем?

— Надо.

Она вздыхает:

— Бери, конечно. Оно в шкафу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я достаю заветную «тряпочку» и, быстро переодевшись, оглядываю себя в зеркало. То, что нужно! Платье длинное (до щиколоток), закрытое — идеально подходит для встречи с Петровым. Во-первых, его так просто не задерешь, во-вторых, до груди в нем не добраться. В общем, не располагает оно к игривости и плотским удовольствиям. А еще оно такое унылое, что возбудит разве только конченого извращенца.

— Только не пролей на подол ничего, — бубнит Женька. — Это все-таки мой любимый наряд.

— Конечно-конечно, — киваю я и пытаюсь заглянуть ей через плечо. — Что рисуешь?

Она тут же захлопывает блокнот.

— Эй! — напрягаюсь я. — У нас появились тайны?

— Ничего у нас не появилось, — смущенно отрицает Женя. — Просто я еще не закончила. Терпеть не могу показывать то, что еще не доведено до совершенства.

— Я только одним глазком… — Я просительно протягиваю руку к блокноту, но сестра только плотней прижимает его к груди.

В душе у меня, конечно, сразу шевелятся дурные предчувствия. Что она там рисует? Карикатуры? Фальшивые доллары?

— Если не дашь посмотреть, я обижусь, — сердито бурчу я.

Женька несколько секунд смотрит недоверчиво, но вид у меня достаточно грозный — она сдается, протягивает блокнот. Я проворно раскрываю его там, где вложен карандаш, и чувствую, как сердце пропускает удар. Последний начатый рисунок оказывается портретом Петрова. И что это значит?

— Откуда у тебя такой интерес к этому хлыщу? — я стараюсь звучать максимально апатично.

— Я просто пытаюсь его понять, — спокойно поясняет Женька. — Рисование — это мой способ познания мира. Когда я кого-то рисую, я словно проникаю в его мысли.

— Замечательно! — с сарказмом констатирую я. — Моя сестра пересмотрела «Битвы экстрасенсов». Не хочешь, кстати, поделиться тем, что ты там обнаружила в мыслях своего нового любимчика?

Она почесывает затылок и отводит глаза:

— Никита на тебя запал.

— Пфф! Что за глупости, Женя?

Сестра несколько секунд сердито хмурится, а потом выдергивает из моих рук блокнот:

— Можешь, не верить, но я так чувствую.

Да уж! Чтобы унять снова охватившее меня волнение, я ухожу в ванную. Включаю воду и в задумчивости присаживаюсь на унитаз. А ничего так Никита у Женьки получился. Симпатичный.

Воображение совершенно некстати подсовывает мне воспоминания о наших поцелуях, и меня снова обдает жаром. Ох! Да что это со мной такое, черт возьми? Может, это у меня так акклиматизация проходит? Или дело в еде? Должно же быть хоть какое-то объяснение для гормональной бури, так некстати разыгравшейся в моем организме.