Беру тебя в долг

– Да, – ответила она, оборачиваясь в сторону постоялого двора.

Не хватало еще, чтобы кто-нибудь их услышал.

– Но этот способ не слишком удобный.

Он пренебрежительно указал на большую повозку, в которую сейчас грузились ее попутчики. И, кстати, он ее задерживал, сейчас все набьются, и ей потом придется всю дорогу ютиться где-то с краешку.

– Меня устраивает, – проговорила Мара.

– Такая девушка заслуживает лучших условий. Если хотите, я мог бы устроить вас у себя. Мой дом открыт для вас, мадхен, – мужчина быстро оглянулся кругом, склонился к ней и чуть понизил голос. – А потом… завтра, или когда вам будет угодно, доставил бы вас к вашему дяде?

Он напирал так неприкрыто, что Мара разозлилась. Сразу припомнились все те полунамеки, которыми обменивались они с дядей Меркелем. Ведь этот человек был явно в курсе всех тех делишек, что проворачивала матрес Фоурм при дворе.

Злость придала силы, она смерила его взглядом и отодвинулась.

– Вам ведь знакомо имя матрес Фоурм? – спросила Мара негромко.

Мужчина нахмурился.

– Знаете, с ней приключилось такое несчастье, – начала она, отмечая про себя, что взгляд мгновенно мужчины сделался острым. – До его величества вдруг дошли слухи о том, что на отборе за его спиной процветает мздоимство. И, представьте себе, сейчас по приказу короля ведется расследование.

Вот теперь он отшатнулся, словно обжегся.

– Не благодарите, – сказала Мара и пошла к повозке.

И так втискивалась в нее одной из последних.

***

Потом всю дорогу до следующего постоялого двора ехала, закрыв глаза. Вымотал ее этот разговор. Потом дорога стала хуже, но возчик гнал, потому что хотел успеть. И они тряслись и тряслись, и казалось, этому конца и края не будет.  И все же ближе к ночи они добрались до Хантца. А вскоре показались стены родительского замка. Пара серебряных монет, и возница согласился довезти ее до ворот.

Все. Мара была дома.

глава 17

Вот они перед ней, ворота замка. Дом.

Мара постучалась и прижалась к воротам головой.

Все силы, какие у нее были, внезапно закончились. Как будто действовать, говорить, держать спину ровно – все это она могла, только когда мысленно сражалась с королем. Пока тень его угрозы нависала над ней. А как не стало этого, внезапно нахлынуло изнеможение. Ей хотелось уткнуться лицом в подушку и…

Нет, не плакать.

Плакать сейчас она не могла. Держалась еще в душе какая-то плотина, за которой копилась боль. И эта плотина пока не переполнилась. Так что плакать, сожалеть – все это будет потом.

А пока Мара оглядывалась мысленно на проделанный путь от столицы до дома и удивлялась себе. Она умудрилась быстрее добраться, чем дядя Меркель, когда вез ее на тот отбор. Немного шумело в голове, штормило с дороги. Вспыхивали в памяти отдельные фрагменты, слова, лица.

Надо же, она даже говорила что-то, отвечала впопад… Вспомнился тот неприятный тип из Даршантца, который все пытался заманить ее к себе. И как потом он испугался и отшатнулся от нее, когда речь зашла о короле.

Все-таки перепало ей от короля полезное что-то!

Было, конечно, и другое, но думать о том, другом, Мара не могла себе позволить.

Однако что-то долго никто не отворяет, промелькнуло у нее в голове. А на дворе уже ночь. Впрочем, не страшно, что сейчас ночь, главное, добраться да своей постели, а завтра…

Раздались шаркающие шаги и недовольный голос.

– Кто это шляется по темноте?

Старый слуга Хиберт, Мара его знала, сколько себя помнила. Странно, неужели в замке не нашлось никого помоложе? А тот продолжал шаркать и ругаться вполголоса:

– Как будто нельзя дождаться утра… Вот я собак спущу сейчас…

– Хиберт! Это я! – крикнула Мара.

– Чего? – проворчал тот, открывая маленькое окошечко.

И тут же оторопел.

– Мадхен Мара! Вы, что ли?? Так вы же в столице, у короля на отборе?

– Я, – она устало улыбнулась. – Как видишь, вернулась.

Он кинулся открывать, бормоча про себя:

– Ох-хо-хо… Это что же делается…

Наконец Мара оказалась внутри и только сейчас поняла, что же ей все время казалось неправильным. Темно. Тихо. Пусто. Странное подозрение закралось.

– Хиберт, – спросила она, оглядываясь. – А где все?

– Так ведь нет никого, мадхен Мара. Дядя ваш, как из столицы вернулся, так рассчитал всех. Сказал, замок пойдет на продажу. Я вот, один здесь. Оставлен сторожить, пока не объявится новый хозяин. А как объявится, так и мне придется искать себе угол. Ох-хо-хо… Новому-то хозяину зачем старик надобен?

Огляделся и вздохнул:

– Эх, мадхен Мара… Что теперь будет?

Мара слушала и не могла поверить своим ушам. А в душе поднималась злость на мерзавца Меркеля. Рановато он медведя разделывать стал! Медведь еще в лесу бегает.

От злости прибавилось сил. Она обернулась к старому Хиберту и сказала:

– Отцовский замок он не продаст. Я вернулась, и все будет по-старому.

– Да, мадхен, – без особой уверенности повторил Хиберт.

Попытался было подхватить ее кофр, но она не дала.

– Оставь, я сама. Расскажи лучше, мой опекун сильно разорил замок?