Беруны. Из Гощи гость

ещё клокотала под носом лодки, закручивалась воронками, вздымалась столбами. Степан

нащупал в воде на дне лодки мокрый гарпун и встал на носу.

Кит всплыл, но карбас с разгону быстро шел прямо на него. Весельщики схватились за

весла, болтавшиеся в разорванных и спутанных ременных уключинах. Степан медленно

отвел руку назад и с силою метнул гарпун.

Высоко ли взлетела лодка со всеми бывшими в ней работниками, или кит ударил хвостом

в борт, отбросив далеко в сторону и людей и разбитый в щепы карбас? Никто этого не мог

сказать, потому что никто этого не видел. Все помнили только пушечный выстрел и

холодный зеленоватый свет, замерцавший в морской глубине.

Когда Степан поднялся на воду, он услышал поодаль от себя крик и увидел людей,

рвавшихся из тянувшей их на дно водяной западни. Люди барахтались в воде и кричали, а у

Андрея Росомахи голова и лицо были в крови, и красная рубашка выпучилась у него на

спине, как окровавленный горб.

Степан увидел, что тонет Росомаха, что окунается его голова и лицо, омытое от крови,

снова всплывает на воду, а кровь опять заливает Росомахе лоб, и глаза, и русую бородку.

Степан, фыркая и отплевываясь, поплыл к Андрею. Но Росомахина голова снова спряталась

под воду, и там, где она сейчас алела петушиным гребнем, вертелось на воде сломанное

весло. Андрей больше не всплывал. Теперь-то омоют его от крови соленые волны, морская

пучина уберет его в далекий путь!

Степан нырнул и стал искать под водой руками. Вода обняла его, сжала, сдавила, и не

достал он морского дна, куда пошел сейчас Андрей.

«А мы мальцами в монастырском огороде с Андреем репу воровали, и его отодрал монах,

– вспомнил вдруг полумертвый Степан, всплывший снова наверх. – Вот те и Андрей! –

подумал он. – Андрей Росомаха – красная рубаха».

И когда он оглянулся вокруг, то увидел невдалеке огромную китовую тушу с торчавшим в

боку гарпуном. А на спине кита стоял на коленях Ванюшка; он плакал навзрыд, держась

обеими руками за другой гарпун, врезавшийся киту в самый почти хребет.

Степан поплыл к Ванюшке, и когда подплыл, то на спине кита уже сидели, вместе с

Ванюшкой, два брата Веригины, и старший, Федор, протянул Степану весло. Степан,

держась за весло, пополз по скользкой китовой спине и тоже ухватился за глубоко засевший в

ней гарпун. Кругом, в воде и китовой крови, плавали щепки, обрывки веревок, мусор;

нелюдима была морская пустыня, и только солнце глядело, не моргая, на невиданное дотоле

судно, где на мокрой палубе сидело четыре человека, с которых ручьями катилась вода, да

стервоядные птицы, чуя поживу, широко кружили в безоблачном небе.

– А где же Андрей? – спросил Федор Веригин. – Андрея-то и не видно!

– Андрей-воробей!.. – окрысился на него Степан, изо всей силы ударив себя кулаком в

грудь. – Улетел Андрей. Нет твоего Андрея! – закричал он вдруг истошно. – Ищи теперь

Андрея!..

Лицо Степана позеленело, глаза полезли у него на лоб, и белая пена стала выбиваться изо

рта, как у жеребца, загнанного до смерти. Не перестававший до того плакать Ванюшка

посмотрел на Степана испуганно и сразу же замолк.

VIII. ЧТО ПРОИЗОШЛО С ФЕДОРОМ ВЕРИГИНЫМ

ДЕВЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ ТОМУ НАЗАД

Федор больше не стал расспрашивать Степана. У Федора ломило ногу в колене, там, где

сидела английская пуля. Пуля эта сидела у Федора в колене девятнадцать лет, с того дня,

когда он на морском берегу на Коле караулил царского кита.

В том году ходил Федор в шнеке с тремя товарищами на кольский берег. Стояли мезенцы

здесь особо, своим мезенским станом, ждали погоды, чтобы выйти в море, когда приехал

какой-то из Колы и при нем два солдата. Надавал он промышленникам зуботычин и приказал

лодей больше не строить, а строили бы вместо них по голландскому образцу галиоты1, что

есть царский приказ ссылать на каторгу промышленников, которые впредь будут строить

лодьи. Потом развернул бумагу и два раза прочитал её громко. И каждый раз спрашивал, всё

ли понятно. Промышленники, побросав шапчонки на землю, кричали, что всё понятно.

1 Галиот – двухмачтовое, неглубоко сидящее в воде судно.

На бумаге была большая печать черного сургуча, и была подписана бумага царской

рукой: Петр. Это был указ из Петербурга Кольскому коменданту:

«По получении сего прикажи промышленникам смотреть, когда кита на берег выкинет;

тогда б они бережно обрали сало себе, а усы и кости не тронули и оставили так, как оные

были. И о том бы объявили тебе. И как объявят, тогда приставь к тем костям караул и к нам о

том немедленно пиши. И тогда пришлем к вам такого человека, который может те кости

порядочно разобрать по номерам. И тогда отправь те кости и усы до Нюхчи с нарочным

офицером».

Приезжий спрятал бумагу в рукав и строго посмотрел на промышленников. Потом сел с

солдатами в лодку и был таков. А на другой день верстах в пятнадцати от становища

заметили мезенцы выброшенного на берег дохлого кита.