Берзарин

После Кронштадта у Тухачевского была еще победоносная боевая операция на Тамбовском фронте. Он и его командиры разгромили армию ополченцев эсера Александра Степановича Антонова. Операция вышла масштабной. Ничего заслуживающего внимания об антоновщине не написано. Знаю, что во время гитлеровского нашествия власовцами в Смоленске была выпущена брошюра «Легендарный начмил», которая состояла из славословий в адрес Антонова и проклятий в адрес Тухачевского. Но надо прочитать роман Николая Вирты «Одиночество». Автор основательно вскрыл механизм тамбовской трагедии. Детей и внуков антоновцев долго третировали. Но в 1940 году их стали призывать в РККА. В полк, где я начал военную службу, прибыло пополнение из Тамбовщины. Что я могу сказать об этих ребятах? Трудяги, каких прежде я не видел. Немногословны, усердны. На полевых учениях очень старались. Конечно, не языком орудовали, а своей саперной лопаткой. Иной боец довольствуется вместо окопа небольшой выемкой. А у тамбовчанина — окоп полного профиля! Поэтому такого парня никто не мог упрекнуть и сказать что-либо худое!

Глава вторая ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ ФРОНТ

Скитальческая жизнь молодого командира

Берзарин после подавления Кронштадтского мятежа продолжал учебу в Смоленске, окончил курсы с отличием. Теперь у него, как и у тысяч других начинающих командиров, были знания, имелся диплом. Скитальческая жизнь по дальним гарнизонам не страшила.

Его направили сначала на Ангару и Байкал, а потом — на Дальний Восток. Именно там стойко и с достоинством ему предстояло переносить все тяготы и лишения военной службы.

Но об этом позже.

Хочется немного рассказать о жизни страны того периода. Война, наскоки банд, мятежи, в общем-то, остались позади. Государство встало на мирные рельсы. Высоко поднялась волна индустриализации. Процесс возрождения вовлек в свою орбиту миллионы и миллионы. Молодых людей в российской деревне оказалось достаточно, чтобы обеспечить потребность в кадрах, в рабочей силе на заводах, фабриках, стройках и транспорте. Механизация, коммуны, колхозы, совхозы, подобно урагану, смели частное индивидуальное хозяйство крестьянина.

Поскольку я, автор этого повествования, в свое время тоже оказался на Дальнем Востоке, позволю себе коротко остановиться на своей биографии. Ведь мое поколение как раз и дало командирам берзаринского возраста ресурсы для укомплектования полков и дивизий, курсов и военных училищ.

В конце 1920-х годов я пошел в начальную школу. О городе я, ныне стопроцентный горожанин, в то время знал понаслышке. Село свое периода нэпа я помню хорошо. Далеко оно от Москвы, в Прикаспии, сотне километрах от Орска.

В какой-то мере мы земляки со знаменитым романистом Юрием Бондаревым. И со ссыльным кобзарем Тарасом Шевченко. Царь Александр III строил там линию казацких крепостей. И туда, в степи Тургая, мой дед Мирон Скоробогатов и его благоверная Мария Тимофеевна с детьми переселились с Дона. Мой отец в 19 лет нашел себе невесту в Актюбинске, дочь казака-переселенца Антона Мороза из Черкасчины, Аксинью. У них сложилась семья. По состоянию здоровья отец избежал участия в Гражданской войне.

Детство мое совпало с беспокойным временем коллективизации. У отца было хозяйство, позволяющее сводить концы с концами, учить детей грамоте. Лошадь имелась, волы. Была и другая скотина. Инвентарь до тридцати единиц. Образовалась в селе артель, назвали ее «Дружба», через год переименовали — дали имя В. К. Блюхера[18]. Отец сразу же вступил в артель. Отдал туда скот и имущество. Люди, осуждающие колхозы и совхозы, не знают, что такое крестьянский труд. Труд без трактора и комбайна — хуже каторги. Поэтому родители, обученные в свое время грамоте, связывали надежды на лучшую жизнь с коллективным трудом, с механизацией, недоступной единоличнику.

Я — свидетель того времени, прямо скажу: настрой у людей, несмотря на всевозможные испытания и невзгоды, у большинства был позитивный. Главное ощущалось: «Наш паровоз, вперед лети!»

Вековая мечта народа о лучшей жизни, о народовластии становилась явью. Мои предки по отцовской линии происходили из донской станицы Зимовейской, уничтоженной Екатериной II за грехи Степана Разина и Емельяна Пугачева. Предки мои потеряли всё, распылились по слободам и стали ремесленниками. Дед Мирон был мастером шорного и сапожного ремесла.

Наши односельчане были, конечно, наивными, представляя, что мы приближаемся к воротам «светлого царства коммунизма». Но идеалы справедливости у них были. Весть о смерти В. И. Ленина односельчане и мои родители встретили как личное горе. Для простых сельских жителей, для нас, ребятишек, Ленин был почти сказочным человеком. А вот по Николаю II, по Колчаку или Дутову никто не скорбел, даже несмотря на то, что некоторые из односельчан ели кашу из колчаковских кухонь, носили шинели и ботинки с обмотками английской выделки. Я помню мужицкие, казачьи беседы той поры.