Бес идет за мной

Осень шла степями, близилась от Южного Круга Гор, жаркая и щедрая; горящая днем желтым и оранжевым; морозящая ночью старые кости кочевников холодом, что обещал зимний мороз. А с ней вместе ехала Гунна: на гнедом коньке, в дорогом кожухе из лис и в меховой шапке, из-под которой выглядывали косицы. Сверху была синева неба, а вокруг раскинулась Югра, страна Бескрайней Степи у ворот Лендии; страна, в которой поместилось бы все королевство – от серых вершин на границе Монтании до далекого зубчатого вала Китмандских гор на горизонте. Страна опаленных солнцем трав, прорезанная верткими речками и ручьями в скалистых ярах – как тело шрамами. Некогда безлюдная – место выпаса королевских табунов. Нынче, после падения Лендии, кочевье той части орды, которое еще не ушло на зимовья в плодородные равнины Санны и Дуны.

Гунна осматривалась. Съехала вниз, позволив коню пойти рысью. Въехала на пастбища, отмеченные тамгами аула Ульдина, и добралась до пологого склона, где паслись стада серебристо-белых овец. Осенняя стрижка еще не прошла: племя ждало новолуния, чтобы согнать овец в каменные ограды, где защелкают ножницы, а высохшая, вытоптанная земля покроется клочьями руна, подхватываемого ветром.

Она въехала в стадо, разгоняя овец; искала взглядом пастухов, но животные ходили без присмотра. Хотела найти Конина, но вместо него услышала приглушенный стук, смех и крики, доносящиеся из яра.

Она поехала туда медленно, тихо. Но ее конь все равно подпрыгнул, когда из-за камня выскочил оборванный мужчина. Бледный, худой, с лицом, что напоминало степной дух. Светлые волосы падали ему на плечи, спутанные, будто конская грива после ночи в степи. Левую щеку уродовал треугольный шрам, нос и губы – свежая кровь. Синие глаза были полны страха.

– Гунна… госпожа! – крикнул он. – Спаси Конина! Они сперва побили меня, теперь взялись за него. Загнали к реке, потому что он встал на мою защиту.

– Жаль, что они тебя не убили, Вигго, – процедила она со злостью. – Мало того, что никакого от тебя толку, еще и хорошего невольника из-за тебя повредят. Самого лучшего, что не скулит и не задает вопросов. Где они?

– Бились… палицами. Там, – выдохнул он и указал. – Езжай, госпожа, и сделай что-то, а я… боюсь.

– Ты оставил его одного, трус. Правильно семья тебя выгнала, чтоб ты подох. Ты прошел всю Лендию, потому что никто тебя не хотел. Если бы отец тебя не встретил, ты пошел бы в путах в Горгон.

– Госпожа, прошу…

Она направилась галопом, съехала вниз. Звуки неслись над речкой, что лениво текла скальными плитами, с берегами, усеянными камнями. Увидела сцену: толстый Бокко, Феронц и еще двое оборванцев-пастухов склонились над скопищем плоских камней. Рядом лежали длинные еловые посохи, которые использовались для тренировок и решения споров между невольниками.

– Поднимите этот камень! Быстрее! Быст– ре-е-е! – командовал Бокко. – Вы, ленивцы, доставайте его, говорю!

– Да он сидит там как старый мангуст! Я ведь говорил, подложите жердь с той стороны. Сильнее поднимайте! – кричал Феронц.

Что-то треснуло, раздался крик. Бокко даже подпрыгнул от злости. Вскочил на плоский камень, тяжело дыша, в ярости; пот стекал по его широкому толстому лицу.

– Слышишь, Конин?! Тогда слушай меня внимательно, овцееб! Сидишь там как волк в норе и ждешь. Думаешь, мы уйдем?! Нет, не уйдем! Пока ты не вылезешь и нам не уступишь!

– Обслужишь нас по разу! – орал Феронц. – И мы тебя отпустим. Не наша вина, что мы тут без баб. Жопа скандинга уже как старое седло ободралась! Хотим свежей. Не нужно было вставать на его защиту.

– А хочешь – так сиди! – поддержал его Бокко. – Мы подождем. Долго ты не выдержишь! Пить захочешь! Овца со сломанной ногой никуда не убежит; птица с перебитым крылом никуда не улетит. Вот и ты устанешь. Вылезай по доброму!

Что-то загремело под камнем, но только на миг. Бокко сжал зубы, развел полы старого кожуха, сунул руку в шаровары и наклонился, пустив струю мочи на камень ниже.

– Пей теперь, собака!

– Конин, Конин, нет у тебя другого приятеля чем мой батог! Не выпьешь другого кумыса чем наша моча! Не съешь бешбармак или колдуны – будешь жрать только камни и овечий навоз. А пожаловаться не сможешь, потому что язык у тебя про´клятый.

– Проси о милосердии, и мы тебя выпустим. Моли. Не слышу! Громче! Кричи!

– Двигайте камень! – крикнул снова Феронц. – Вытянем его как лиса из норы.

Не вытянули. Вдруг раздался низкий, приглушенный вскрик. Широкая, толстая, короткая стрела ударила в обтянутый мехом живот Бокко. С такой силой, что парень свалился с камня на своих помощников. Феронц обернулся, хватаясь за нагайку, а Бокко, постанывая, поднялся на ноги и взялся за камень. По ту сторону на коне сидела Гунна. В руке она держала изогнутый, обложенный костяными плашками лук. И вторую стрелу.

– Поищи лучше умишко в голове, Бокко. А если там его нету, поищи в степи. Радуйся, что получил только кодоли. Следующая стрела будет острой.

Они стояли, меряясь взглядами, но гнев Бокко проходил, расточался словно дым на ветру. Ворча, он бросил камень и поклонился.