Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта

– Сегодня куча осталась кучей до самого конца, – объявил с последним ударом молоточка аукционист, – но это еще не все. Заходите завтра на наш сайт: в десять утра начнется интернет-аукцион по продаже инсталляции того же автора «Куча два-ноль».

Абитуриент выключил видео.

– Ну и что это за хурма? – презрительно процедила Малаша. – Это креатив, да? А ты – художник?

– Я, вообще-то, на арт-менеджмент поступаю, – тихо ответил Никодимов. – И это не креатив. Это бизнес-план.

– Точно! – хлопнул себя по коленям Азефушка. – Он же по продажам у нас. Уймись, говорю, Малашка!

– Я те уймусь, дятел… Наберут торгашей…

– Два плюса Никодимову, – решил ректор. – Именно такие нам нужны – чтобы могли что хочешь продать, хоть собственную грыжу. На сегодня хватит, все свободны! Оценки вечером узнаете, по интернету. А у нас еще одно дело есть.

И он кивнул в сторону стены, за которой прятался ревизор.

Абитуриенты стали собирать свои вещи и выходить из аудитории. Азефушка извлек из голенища заветную бутылочку и от души к ней приложился. Костя Никодимов уже в дверях обернулся и посмотрел назад – но почему-то не на комиссию, а на полупрозрачную стену.

– Свободен, кому сказано! – рявкнул на него ректор.

Никодимов исчез.

– А резковат он у вас, – вполголоса заметил губернатор.

– Кто? – не понял Бесполо.

– Да этот ваш Николай Гуггенхаймович.

– Шуддходанович.

– Вот именно. Язык сломаешь. Кстати, откуда у него такое отчество? Он что, узбек?

– Нет… Это из древней истории что-то. Корни снова ищет. Он их всю жизнь ищет. Андрей Борисыч, давайте на время перерыва переместимся в аудиторию.

– Ну давай, – привстал губернатор.

– Да вы сидите, сидите! У нас тут полная автоматизация. Мебель специального назначения. Выполнена по эскизам самого Георгия Алексеевича. Все продумано.

Проректор нажал кнопку, и полупрозрачная стена бесшумно сдвинулась влево. Аудитория и кабинет слились в единое пространство, а стол экзаменационной комиссии оказался продолжением стола с закусками и напитками.

Экзаменаторы пересели поближе к ревизору. Детка внимательно рассматривал бывшего последнего неандертальца. Рост метра полтора. Плотный и приземистый, с большой головой и несколько обезьяньим лицом. Рыжий. Скалится, показывая крупные зубы. Из кармана пиджака торчит обгрызенная кость. Но при этом впечатления идиота не производит: живой взгляд, уверенные движения. Да и преподаватели при всей экзотичности почему-то внушают сильную симпатию, и это даже подозрительно. Андрей Борисович искоса оглядел сначала Азефушку, потом Маланью и начал доверительную беседу, с ходу включив регистр «отец родной»:

– Ну что ж, ребятки, сегодня я имел случай убедиться, что вступительные испытания проходят весьма успешно. Талантами наш край всегда был богат, а вы научились бережно и умело их раскапывать. Однако хотелось бы узнать поподробнее о структуре будущего учебного заведения. Что открываем-то? Какие планируете факультеты, курсы, программы, направления? Поделитесь! Глядишь, и помогу чем-нибудь.

– О факультетах говорить пока рано, – сдержанно ответил ректор. – В этом году набираем всего три группы. Теоретики, они же арт-менеджеры, класс протестного стрит-арта и класс акционизма. Стрит-арт будет вести вот Егор Святославич, акционизм любезно согласилась взять на себя Маланья Николаевна.

Азефушка расплылся в добрейшей улыбке, а Малаша метнула в ревизора острый, как скальпель, взгляд. Губернатор кивнул.

– А теоретиков я сам поведу, – продолжал Николай Шуддходанович. – С помощью иностранных специалистов. Мы еще гостевые мастер-классы планируем. Ждем мировых знаменитостей. Борис Прайс скоро приезжает. Ведем переговоры с самим Шебуршиным.

– И учебный план уже имеется, – добавил проректор Бесполо. – Только он пока не утвержден…

Ректор вдруг рыкнул и, не оборачиваясь к своему заместителю, вдарил кулаком по столу так, что подпрыгнули бутылки.

– Не утвержден и не будет! – объявил он.

– Почему?

– Потому. У тебя план состоит из одних «не».

– Разумеется, – пожал плечами проректор. – Он же концептуальный.

– Ага! И все концепции – нули!

– Не нули, а пустоты. А ты чего хотел?

– А того! Дела!..

– А ну-ка покажите мне этот план, – прервал их ревизор.

– Да вон он висит в рамочке, – подсказал, ткнув пальцем в стену, Азефушка. – Это ведь произведение искусства, скажи, Вадик? Вот его на стенку и повесили.

Детка крутанул вертящееся кресло и прочитал первый пункт преамбулы:

«Правило 1. В Школе не должно пахнуть масляной и иной краской. Запрещается подносить лакокрасочные материалы ближе чем на 50 метров к месту проведения занятий».

– Понятно, – кивнул Андрей Борисович.

– А вот мне непонятно! – обиженно объявил Азефушка. – Непонятно! Как мне быть со стрит-артом? Опять жертвуем здравым смыслом в пользу пустоты. Ну скажи ты мне, Вадик, ради Создателя: у кого в груди потеплеет от концептов твоих окаянных? Кто это выдумал и кому оно надо?

– Мировой тренд такой, – ответил проректор. – Про болонизацию учебного процесса слыхал? Вот это-то и есть главный пустотный концепт.

Азефушка нахмурился:

– Болонками будем лаять, что ли? Я не буду.