Бес (СИ)

Мне хотелось смеяться. Мне хотелось хохотать, оглушая своим весельем полутемный зарешеченный подвал, провонявший тухлой океанской вонью. Я ненавидел его запах. Этот смрад океана или моря. Я ненавидел глубину. Точнее, я ненавидел ощущение давления толщи воды над собой. Я боялся его. Да, я с удивлением однажды обнаружил, что меня напрягали волны, захлестывавшие с головой, и темная бездна воды под ногами. С удивлением и омерзением к самому себе, потому что нащупал еще одну свою слабость. Но с этой, в отличие от своего основного изъяна, я мог еще бороться. Я начал заплывать все дальше и дальше с каждым днем, чтобы утопить этот страх, моментально растекавшийся в венах, стоило только нырнуть, стоило ощутить над своей головой тяжесть воды. Плавал каждый свободный день, радуясь поднимавшемуся с раннего утра ветру, обозленному на то, что смел бросать ему вызов. Иногда казалось, что Стаса ударит инфаркт, особенно когда моя терапия приходилась на штормовые дни. А мне нравилось ощущать эту борьбу со стихией. Нравилось душить взвивавшийся вверх ужас при виде высоких черных волн, яростно обрушивавшихся на любого, кто посмел войти в прожорливую глотку океана в эти дни. Мне было вкусно побеждать каждый день, вкусно просыпаться с осознанием того, что эта тварь, эта унизительная фобия — не более, чем досадная оплошность, которую можно преодолеть. Точнее, я преодолевал ее каждый день, не одерживая окончательной победы, но и не проигрывая стихии.

К сожалению, Захар Покровский не отличался особой любовью к борьбе с самим собой. Да, я искренне сожалел об этой особенности его характера. Как сожалеет боец, вышедший на ринг и встретивший, вместо достойного соперника, его жалкую копию. Все же Покровский при всей его комплекции оказался не более, чем "шкафом" как его когда-то охарактеризовал Мороз. Огромным деревянным и пустым. Нет, я не сомневался относительно его умственных особенностей. Все же Ярославская не была полной дурой, чтобы сделать своим помощником, своей правой рукой человека глупого. Нееет, монстр была достаточно прозорлива, чтобы разглядеть всю пользу от работы с кем-то вроде Покровского.

Меня, скорее, удручало то, что у мужика совершенно не было яиц. Вообще. Не в физическом плане, так как его скукожившиеся от холода причиндалы как раз мог наблюдать любой, кто спускался в подвал. Покровский уже вторые сутки находился здесь, голый, дрожащий и слишком эмоциональный. Так непохожий на себя самого несколько лет назад. Смешно. Этого огромного подонка с глазами побитой собаки, в которых периодически еще мелькала короткими вспышками злость, с тем до оскомины на зубах знакомым всем обитателям лаборатории шкафом словно и не объединяло ничего. Почему? А вот те самые эмоции. Обычно холодный, будто смотрящий сквозь тебя взгляд Захара, которого до дрожи боялись все сотрудники центра, теперь сменился на живой, на человеческий, на наполненный страхом и собственной болью. Он и не мог быть другим. Только не с той глубокой раной по всей поверхности раскуроченной спины, которая сейчас уродливо и влажно блестела кровавой плотью.

Покровский вдруг вздрогнул, когда я, не сдерживаясь, шумно втянул в себя вонь его крови и пота, витавшую в подвале.

— Что такое, Захар Иваныч? Испугались чего?

Наклонившись так, чтобы увидеть, как расширились темные зрачки, когда расстояние между нами сократилось. Эффект после долгих пыток, которые я, естественно, не мог доверить никому другому. Которыми наслаждался в полной мере, с упоением слушая его вопли, пока я по одному выдергивал ногти этой твари, пока колошматил его носками ботинок, прислушиваясь к глухим ударам по животу и голове. Но я не мстил. Пока нет. Пока я лишь выбивал нужную информацию. Просто избить или изуродовать подонка — слишком никчемное воздаяние за его поступки. Для личного помощника моего монстра у меня был свой особенный план.

Он мотает головой, упираясь взглядом куда-то в район моих ключиц.

— Что такое, тварь? Почему молчишь? Может, мне надеть наручники и привязать себя к стулу? Только тогда ты заговоришь?

Вижу, как дернулся его кадык, но глаза все равно, мразь, не поднял.

— На хрена тебе это?

Смачным ударом ему между ног, и позволить себе мгновения удовольствия слушать его дикий крик.

— На хрена тебе яйца, ты, недомужик? Посмотри на меня.

— Не надо, — пытается отползти, догадываясь, к чему я вел.

— Тогда скажи, где твоя начальница?

Снова мотает головой, отодвигаясь назад и упираясь спиной об стену.

— Я не знаю. Бес, я не знаю.

Большой прогресс. Раньше он называл меня пренебрежительно Нелюдь 113. И без этой умоляющий дрожи в голосе.

— Неверный ответ, Захарушка, — еще один пинок по яйцам, — а у меня так мало времени.

— Я не знаю. Правда, — прикрывая ладонью хозяйство, — она… она исчезла около месяца назад. Сбежала. Оставила меня здесь и сбежала.

— Куда?

— В Германию. Я не уверен… Бееес, — увидев, как я вытащил нож из кармана куртки, — Бес, не надо. У нее был какой-то меценат, партнер. Что-то там с разработками по онкологии.