Что происходит с моей жизнью? Он помнит, я помню, да и никогда не забывала, но мы избегаем разговоров на эту тему. Делаем вид, что не знаем друг друга, но при этом невысказанные слова рвут, по крайней мере, меня изнутри.
– Остановите… – я почти хриплю, чувствуя, как мне становится трудно дышать.
Мы уже возле деревни, я вижу знак, я вижу крыши домов, но понимаю, что сейчас мне нужен воздух. Выскакиваю из машины, слезы льются по щекам. Я сама не знаю почему, но как будто через эти соленые дорожки выходит какое-то напряжение.
Матвей выходит следом – я слышу, как хлопает дверь с его стороны.
– Слава, давай поговорим.
Нет! Нет! Нет!
Меня в очередной раз накрывает истерика. Я просто мотаю головой из стороны в сторону. Он подходит ко мне и резко встряхивает, держа за плечи, да так, что зубы начинают болеть, ударившись друг о друга.
– Прекрати, Слава.
И снова я успокаиваюсь только от его голоса.
– Извините, – говорю тихо. – Вы не должны были это видеть.
– Поехали, сейчас ты нужна своему ребенку.
Нашему… Господи, нашему ребенку! Он не знает… И не должен узнать.
Возвращаюсь в машину, и мы едем дальше. Матвей Георгиевич останавливается на перекрестке на въезде в деревню и спрашивает:
– Куда дальше?
– Направо до конца улицы. Там я покажу.
И только сказав это, понимаю, что стоило попросить высадить меня раньше. А если кто увидит, что меня привезли на машине? Это же будет еще больше разговоров…
Но уже поздно. Матвей Георгиевич уверенно едет по улице, а я стараюсь вжаться в сидение так, чтобы меня не было видно.
– Здесь, – выдыхаю я, показывая на родной домик.
Глава 31
Матвей
Слава указывает мне на дом, стоящий на окраине деревни. Помнится, в детстве мама любила рассказывать сказки о ведьмах, у которых дома обычно стоят именно так – словно вдали от остальных, в которых живут обычные люди.
Почему я сейчас это вспомнил? Да потому что дом чем-то похож на ведьминский.
Я сбавляю скорость, уже собираюсь притормозить, но Слава вдруг кладет ладонь мне на руку, тут же резко ее убирает, словно я током бьюсь, и просит:
– Не могли бы вы проехать чуть подальше?
Усмехаюсь, но просьбу выполняю. Проезжаю чуть дальше, сворачиваю к пышным кустам акации и паркую машину так, чтобы ее с улицы видно не было.
– Спасибо, – кивает Слава и тянется к ручке двери. – Подождете?
Здесь киваю я. Ведь мне совершенно незачем идти с ней. Да и как-то боязно почему-то, если честно.
Девушка покидает автомобиль. А я прикуриваю сигарету и смотрю на тонкую фигурку Славы через зеркало заднего вида, пока та не скрывается за поворотом.
Курю. И сигареты не успокаивают. Как-то нервно и тошно мне. Отстегиваю ремень безопасности, вскользь касаясь чего-то пальцами. Чего-то, что между сиденьями лежать не должно. Смотрю – там лежит лекарство, то самое, которое нужно ребенку Славы.
Блядь! Выпало, наверное, у нее из сумки.
Я швыряю недокуренную сигарету в окно, хватаю коробку с лекарством и выхожу из машины.
Вот оно мне надо, играть в доброго самаритянина?
Не хочу идти в дом. Может, Слава вскоре заметит отсутствие лекарства и вернется? Стоило только подумать об этом, как слышу скрип калитки. Но появляется на улице не моя домработница, а пожилая женщина.
Бабушка.
Оглядывается по сторонам и замечает меня. Бодрой походкой, совсем несвойственной возрасту, женщина направляется ко мне, улыбаясь. На ведьму совсем не похожа, скорее, на бабулю из рекламы пельменей.
– Здравствуйте, – говорит она звонким голосом.
Я киваю в ответ, отвечая:
– Добрый вечер.
Протягиваю упаковку, женщина забирает и представляется:
– Я Агафья Ильинична.
– Матвей.
– Матвей, не стой здесь. Пойдем в дом.
– Нет, – отрицательно качаю головой. – Я подожду.
Но это не просто проявление вежливости со стороны бабушки Славы. Агафья Ильинична настаивает, берет меня под руку и ласково говорит:
– Я тебе такой чай заварю… Поверь, Матвей, в магазине такого не найдешь.
Сбрасывать со своего локтя руку пожилой женщины как-то неприлично, и мы не спеша доходим до калитки, а потом заходим во двор.
– Это неудобно, – все еще пытаюсь отказаться, хоть уже и сдался.
Ее прикосновение такое уютное и доброе. Не знаю, откуда такое взялось в моей голове, но я вспоминаю маму. Она так же до меня дотрагивалась. И почему в прикосновении посторонней женщины я чувствую… Любовь?
Наваждение какое-то...
Мы поднимаемся по ступенькам, да еще таким, что мне кажется – они раскрошатся в труху от нашего веса. Но нет, ступеньки выдерживают, и вскоре мы входим в дом.
Здесь пахнет свежестью и травками. Тонко, изящно и так уютно. Похожий запах у волос Славы. Ее, кстати, в этом помещении нет. Вижу еще две двери, одна закрыта, вторая чуть приоткрыта. Меня тянет заглянуть...
– Присаживайся, – говорит вполголоса хозяйка дома, кивая на один из стульев, стоящих у большого круглого стола.
Я слушаюсь, сажусь. Агафья Ильинична включает электрический чайник, а потом достает с полки шкафа заварной и несколько металлических коробочек. Открыв их, женщина начинает насыпать в чайник по горстке ароматных травок. Я наблюдаю за этим как завороженный.