– Бабуль... – вдруг слышу я голос Славы. Оборачиваюсь, она стоит в дверях той комнаты, что была приоткрыта. Увидев меня, девушка сначала теряется, а потом вся бледнеет.
– Вы...
– Я, – зачем-то киваю я. – Твоя бабушка пригласила меня выпить чай.
– Зачем? – обращается Слава к бабушке.
– Ну, Стася, некрасиво же, молодой человек тебе помог, – отвечает женщина внучке, а потом обращается ко мне: – Ты не обращай внимания, она сейчас сама не своя, – и без перехода спрашивает:
– Марта уснула?
– Нет.
– Хорошо, пойду дам ей лекарство, – произносит бабушка, наливает в заварной чайник только что вскипевшую воду. – А ты поухаживай за Матвеем.
Охренеть. Я чувствую себя ледяной глыбой среди теплоты, которая царит в этом доме. Слышу за стенкой приговаривания Агафьи Ильиничны:
– Мартушка, моя девочка… Вот так, да, открывай ротик. Вкусно же? Да, моя девочка.
Я все это слышу, потому что в кухне стоит гробовая тишина. Слава даже не шевелится, только с каждой секундой все больше и больше бледнеет. За дочку так переживает? Наверное, все-таки зря я сюда пришел.
– Матвей Георгиевич… – начинает Слава, запинаясь.
– Я могу уйти, – поднимаюсь из-за стола.
Вот что за хрень вообще происходит? Я себя чувствую мальчишкой. Таким зависимым, беззащитным, которому не хочется уходить из крепости. Да, дом этот крепостью не назовешь – слишком ветхо выглядит, а вот в каком-то эмоциональном плане чувствуешь себя защищенным.
И эти кружевные занавески на окне, и немного потертая скатерть, и недавно побеленная печь, и вообще вся атмосфера – все так мило и уютно. Блядь, да мне хочется прослезиться. Когда я плакал в последний раз? Лет в семь, когда разбил колено так, что почти кости были видны. Или хрящ. Не помню, что там находится. Остальное все преодолевал сквозь стиснутые зубы, рассекал воду, но эмоциям не давал волю. И что сейчас? Чувствую себя беременной бабой, подверженной эмоциям.
– Куда это ты собрался? – появляется в дверях Агафья Ильинична с ребенком на руках.
Она так трепетно держит этого маленького человека, что мне становятся понятны слова Славы. Да, с такой бабушкой оставить ребенка не страшно.
Под взглядом этих гипнотических, но слегка выцветших серых глаз я опускаюсь обратно на табурет, у которого одна ножка шатается, и говорю:
– Спасибо.
Это единственное слово, которое нашлось в моем лексиконе.
Агафья Ильинична подходит ближе, и я вижу, что Слава вообще меняется в лице. Что с ней такое? Думает, что я ее уволю после такого знакомства?
– Матвей, держи ребенка. А мы пока на стол накроем.
Что?! Да я в жизни детей на руках не держал.
– Извините, но…
– В этом нет ничего сложного. Она сейчас должна уснуть, – говорит Агафья Ильинична, ловко держа одной рукой ребенка, а второй – складывая мои руки правильно.
– Бабушка… Я сама могу… – подает голос Слава.
А я смотрю на этого человека, который опускается мне на руки и открывает полусонные глаза. Офигеть! Они цвета… О! Как бассейн. Точно. Голубые омуты, в которые хочется окунуться. Глаза фокусируются на моем лице, а потом на детском лице появляется улыбка.
– Ты ей нравишься, Матвей, – слышу Агафью Ильиничну.
Девочка смотрит на меня внимательно. Вяло шевелит ножками. Но на руках лежит спокойно, словно ей удобно и комфортно... Внутри меня вдруг что-то екает. Такая маленькая, такая миленькая. Славная. Да, Славная – дочка Славы.
Что за бред лезет мне в голову? Чего это я за этот вечер так растрогался?
Кошусь на женщин – они суетятся, накрывая на стол. Печенье, конфеты, мед в деревянной плошке, его я узнал по ложке для меда, у нее необычная форма. Слава разливает заварку и кипяток по трем керамическим кружкам. Руки у нее слегка трясутся, но она не проливает ни капли на скатерть. А бабушка ставит на стол румяные пирожки. Очень аппетитные на вид.
– Мы ненадолго... – произношу я.
– Ничего, перекусить успеете, – с улыбкой говорит Агафья Ильинична.
Закончив, они садятся за стол. Ребенок так и лежит у меня на руках. Причем я не чувствую ее веса. И не чувствую отторжения. Малышка опять мне улыбается и начинает закрывать глаза. Медленно, забавно при этом зевая. Я смотрю на нее и чувствую – улыбка расширяется на моем лице.
Буквально через полминуты девочка засыпает. Мы слышим ровное и спокойное сопение ребенка. Хотя я ощущаю – ребенок горячий, температура еще не упала.
– Надо же, – говорит вдруг бабушка. – Как быстро уснула. Ей спокойно на твоих руках, Матвей. До этого только вода имела над ней такую власть.
– В смысле? – не понимаю я.
– Марта очень любит воду. Стоит ее опустить туда – тотчас успокаивается.
– Знаете, а я вот тоже, – киваю я. – С детства вода – моя стихия. И спортом водным я занимался. Профессионально. Пока травму не получил.
Твою мать! Вот зачем я это рассказываю? Причем так искренне, как будто делюсь.
Да потому что хочется, блядь! Да потому что Агафья Ильинична – милейшая женщина, с которой хочется поделиться.
А вот Слава продолжает иметь на лице неестественный оттенок. Да и сидит вся скованная. И это у себя дома. В родных стенах. Вот что с ней происходит?