Перед глазами возникает образ матери: добрые глаза, светлые волосы, невысокая, худенькая… А потом облик меняется. И я вспоминаю, какой она была, когда умирала: просто скелет, обтянутый потемневшей кожей, с коротким ежиком волос, который почти был не виден, слишком светлый. В ее глазах не осталось жизни, даже когда она еще дышала. А под глазами были жуткие, почти черные круги. Я помню это очень отчетливо. Как будто вчера зараза, имя которой «онкология», забрала ее у меня. Что было бы со мной, если бы после полученной травмы она была со мной?
Знаю… Мама не дала бы скатиться в эту пропасть.
И я решаю. Не твердо еще, но попробую.
Поднимаюсь с кровати и иду в сторону комнаты отца. Костяшками пальцев барабаню, пока не открывает вернувшаяся Марина.
– Матвей, милый, ты ко мне?
И эта сука даже не думает запахнуть халат, под которым только прозрачный пеньюар.
– Отец здесь?
– Нет. Внизу, наверное, или в кабинете.
– Ясно, - бросаю в ответ и разворачиваюсь на пятках.
– Даже не зайдешь? – слышу в спину.
Намек «матушки» понят. Интересно, когда отец увидит, что в нашем доме поселилась нимфоманка? Похрен, пусть сами разбираются.
Спускаюсь вниз. Ни в столовой, ни в гостиной родителя нет. Иду в сторону кабинета. Дверь приоткрыта, и я слышу голос отца, немного нервный и раздраженный:
– Я же тебе сказал… Нет! Только через мой труп. Это совсем другое дело, и ты не понимаешь… Полистай на досуге Уголовный кодекс и прикинь, сколько лет тебе светит где-нибудь на Магадане. Еще раз повторяю: я не стану это делать. Дамир, разговор окончен, и мое слово окончательное. Да, пусть это хорошие деньги, но… Нет, завтра ничего не изменится…
Подслушивать, может, и нехорошо. Но не думаю, что узнал сейчас какие-то тайны мирового масштаба. С отцом Ильдара мой давно работает. И где-то не сошлись во мнениях. Ну что ж, бывает.
Слышу, как смартфон, скорее всего, с размаха опускается на стол, и стучу в приоткрытую дверь. Не дожидаясь ответа, открываю и смотрю на задумчивого отца.
– Матвей? – удивляется он.
– Поговорим?
Отец показывает рукой на стул напротив себя, и я прохожу в кабинет. Хрен знает, что получится из батиной затеи, на которую я сейчас собираюсь согласиться, но вон даже Катрин бизнесом занялась.
– Что-то случилось?
– Давай попробуем. Название для фитнес-центров я уже придумал. Как тебе «Лилия», нравится?
Я вижу, как дергается щека отца, но он быстро берет себя в руки. Странно он отреагировал на имя мамы, учитывая, что разошлись они еще в моем бессознательном возрасте. И сейчас я абсолютно его не поддеваю, просто мне нравится.
Глава 14
Стася
Я хочу проглотить отвар. Очень хочу. Но...
Пряная жидкость, попав в рот, сразу же вызывает тошноту. Словно мой организм, точнее новая жизнь во мне, понимает – это начало конца. Понимает, что я собираюсь сделать... Понимает и сопротивляется. Как может.
Я люблю детей. Я хочу детей. Меня они умиляют: крохотные ручки, ножки, глазки, губки... Очаровательные создания, за чью жизнь ты в ответе. Всю свою жизнь. Которая безвозвратно поменяется. Не будет "я", будет "мы"... Я планировала не затягивать с первенцем после свадьбы с Митей. Хотела уже через год гулять по деревне с коляской...
И вот – так теперь и должно быть. Но это дитя, оно чужое...
Меня не пугает ребенок во мне. Меня пугает то, от кого он и как зачат... И что я буду его за это ненавидеть. Ненавидеть своего ребенка – это так ужасно! Хотя прекрасно понимаю – ребеночек не виноват. Виноваты родители. И я больше всего.
Я стою у стола, продолжая держать жидкость во рту, и плачу. Потому что жалею. И уже не себя.
Выплевываю отвар обратно в стакан, швыряю его на пол – стекло разбивается, жидкость разливается, впитываясь в цветной палас. И я со стоном опускаюсь рядом, уставившись мутным взглядом на осколки.
Они – как мои мечты. Разбитые.
Но я не могу его убить! Не могу.
– Молодец, – слышу я бабушкин голос сзади. – Я знала, что ты у меня разумная девочка.
– Бабушка... – вою я, обхватив себя руками. – Что же делать дальше? Как быть-то...
Она подходит ко мне, садится рядом и обнимает, положив мою голову себе на плечо.
– Все будет хорошо, – ласково произносит бабушка. Гладит меня по спине. – Я тебе еще успокоительный отвар приготовила. Выпей и поспи.
Не знаю, что меня так успокаивает: бабушкин отвар или просто какое-то умиротворение. Но я высыпаюсь. Без сновидений, без своих обычных кошмаров.
И даже не хочу просыпаться, когда меня кто-то трясет за плечо. Открываю глаза. Натаха…
Подруга опускается рядом со мной на диван, сбросив обувь, и спрашивает:
– Стаська, ты чего опять? Вроде же все решили…
А что мы решили? Что я обману Митю в одном, но в этом не смогу. Не сохранила девственность, которую так берегла именно для него, а теперь еще и ношу ребенка, которого не планировала. Который, кажется, мне и не нужен…
– Наташ, – поворачиваюсь к подруге, понижая голос, – я не могу за Митю выйти.
– Ну вот! Опять!
– Я беременна…
Слова бьют по мне. Я никогда не думала, что они будут звучать как что-то постыдное. Это же счастье? Да, но не то, которого хотелось.
Подруга не смотрит на меня и сразу предлагает: