Бес Славы

 Я машинально разбираю покупки и, только когда бабушка забирает у меня из рук пачку соли, которую я собираюсь положить в холодильник, понимаю, что все делаю не так. Все не так, все не то. Как-то наперекосяк.

 Бабушка берет меня за руку и подводит к столу. Я иду за ней безвольно, опускаюсь на табурет, а потом поднимаю глаза.

– Стася, твоя душа умирает.

– В смысле?

– Ты знаешь, что вот такое самоедство становится и причиной болезней, и причиной смертей. Тебе надо уезжать.

 Что? Она сказала «тебе», но не «нам». Она меня выгоняет? Божечки, за что? Неужели даже моя мудрая бабушка не может принять гулящую внучку и ее байстрюка?

– Бабушка… Бабушка… Ну как же так? Не выгоняй меня. Ты же знаешь, что идти мне некуда.

– Дурочка, Станиславка, – качает она головой. – Мартушка останется со мной, а ты поедешь в областной центр. Денег на первое время дам, найдешь работу и как раз поступишь в училище какое-нибудь.

 Поднимаю на нее мокрые глаза. Она предлагает мне учиться? Про работу я сама думала, еще будучи беременной. Но не серьезно, потому что знала – в деревне я работу не найду. В райцентре можно, в городе тоже... но это далеко, а у меня маленький ребенок, ему ж нужна мама... господи! Да какая я мама? Неправильная. Поэтому цепляюсь за это бабушкино предложение – мне хочется уехать. Задышать, успокоиться!

 Пойти учиться. Найти работу. Куда? Кем? В детстве я хотела быть врачом, помогать людям, как бабушка. На врача долго, сложно... Можно пойти на медсестру. Два или три года – и вот у меня уже будет специальность. С ней проще найти стабильную работу. А за лето можно подработать. Да хоть посуду мыть, полы. Может, и официанткой смогу устроиться.

 Надо ехать – понимаю я. Надо помочь бабушке. Она столько для меня сделала и делает. Она у меня одна. Это нас у нее двое.

 Кошусь в сторону своей комнаты, в которой сейчас спит Марта. Как-то имя легко прижилось к ребенку. Я уже не думаю "она", я уже мысленно зову ее по имени.

– Ты считаешь, так правильно? – тихо спрашиваю я. Бабушка кивает:

– Для тебя пока да. Мне и моей правнучке нужна здоровая и счастливая Стася, – она с улыбкой вздыхает, достает с полки пучок травы. – Чтобы ты смогла полюбить свое дитя. И наконец-то увидеть, какая она красивая. Наша Марта.

 Я хмурюсь, потому что в этот момент до меня доходит – закрывая глаза, я не могу вспомнить личика Марты.

 Резко иду в комнату. Тихо подхожу к колыбели и заглядываю.

 Девочки спит, причмокивая губками во сне и шевеля маленькими пальчиками. Она такая... такая... как ангелок. Невинная, чистая, безгрешная, хрупкая. Ни в чем не виновата.

– Прости меня, – шепчу я. – Я постараюсь. Я смогу. Я сделаю.

Глава 19

Матвей

Все происходило как в тумане. Нет, как в том густом дыме, что обволакивал кабинет отца, когда я вытаскивал его тело. Менты, морг, похороны, поминки – какое-то полное дерьмо, которое как будто происходило не со мной. Чьи-то ненужные соболезнования, заверения вроде «если что-то понадобится…»

 Блядь, все было какой-то фальшью и наигранностью. Я снова начал бухать. Жестко, до беспамятства, чтобы заглушить хоть как-то давящее чувство в груди. Он был последним родным человеком в этом гребаном мире, а теперь и его не стало.

 В следственном комитете мне сказали, что это было взрывное устройство. Мать его, взрывное устройство! Кому на хрен понадобилось так убивать моего отца? Если бы секретарша была на месте, то не факт, что она бы не пострадала, учитывая, что волна достала меня перед дверьми приемной. Кому надо идти по головам настолько? Пусть папа и был не самым святым человеком, но сейчас не девяностые. Ага, блядь, только закон что дышло, как известно…

 Следак даже пару раз ненавязчиво намекал на мои терки с отцом. Конечно, удобнее всего обвинить наследника. Единственного наследника. Пока не появился юрист с завещанием. Но все равно – все мое. «Матушке» перепала совсем толика. Только оговорка была в документе. Если эта блондинистая клуша родит ребенка, то он сможет претендовать на половину всего имущества. Справедливо. Но Марина и дети – это понятия противоречащие друг другу. «Матушка» прижимала руку в районе груди к платью с огромным вырезом почти до пупка, потом прикладывала платочек к сухим глазам и имитировала всхлипы.

 А как она рыдала на похоронах, прямо блевать тянуло. Наверное, на фоне убивающейся Марины я выглядел совсем равнодушным. Специально надел очки, сцепил зубы, чтобы не выдать свое состояние. Ко мне подходили люди – я вежливо кивал, думая, что среди них есть эта тварь, забравшая у меня отца.

 Сашка, Катрин и Ильдар держались вместе. Да и друг за друга. Тоже в солнечных очках, но что-то мне подсказывало, что за ними они прятали не печаль. Да, они знали моего отца, может, даже уважали... Но эта трагедия – только моя трагедия. Все остальные здесь потому, что так надо, а не потому, что они скорбят.