Бес смертный

Дик работал в одной из наших главных городских газет, освещал события, так или иначе связанные с культурой. Он мог писать и о болезни сатирика Швайна, вызванной потерей рукописи нового водевиля, и о приезде в наш город известного мастера игры на пиле, и о взглядах на политику солистки стрип-шоу клуба «Пир горой». Вел колонку «Новости Радости», где анонсировал мероприятия гигантской промоутерской корпорации, брал интервью у арт-директоров клубов, дирижеров симфонических оркестров и офицеров полиции нравов.

Я видел его на экране телевизора, иногда встречал на подпольных концертах – власти терпели вольнодумство Дика и ценили его за энциклопедические знания и покладистость. Вообще, Дик – кстати, это была его фамилия, удачно похожая на стильную рокерскую кличку, – начиная от этой самой фамилии и заканчивая длинными, но хорошо подстриженными и причесанными волосами, был не человек, а один большой компромисс.

– Кончайте ругаться, – прогудел Виталий Дик, и недовольные друг другом стороны затихли.

Журналиста уважали не только власти. От кого рокеры могли бы добывать информацию о западных группах, получать объективные оценки собственных произведений, как не от меланхолично-двуличного критика? Не от меня же. Я не хуже Дика владел вопросом, но общаться с людьми разлюбил уже давным-давно. Разве что выпить, купить-продать что-нибудь, сходить на концерт… А отвечать на вопросы и рассказывать истории – увольте. По доброй воле – никогда и ни за что. Могу только под принуждением. Карл это, кажется, оценил.

– Что вы как дети малые, ей-богу! – ухнул Виталий Дик. – Мы тут никого не держим. Если кто-то хочет существовать автономно – пожалуйста. Никто не будет против. Давайте так: чтобы не терять времени и не держать здесь человека… – Дик посмотрел на Карла Фридриховича. – Да и вообще стремно все… Пока… Пока, – подчеркнул он. – Кому не нравится – до свидания. А кто хочет серьезно заниматься делом – пишем устав. Предложение, которое нам сделано, из тех, от которых не отказываются. Если мы – люди в здравом рассудке. Короче, я в любом случае буду этим заниматься, даже если сейчас уйдут все. Не хочу, чтобы рок-музыка была окончательно похоронена.

«А как это, интересно, хоронят не окончательно?» – шепнул я Карлу Фридриховичу, но тот не ответил да еще пихнул меня локтем под ребра.

– Вы-то сами, Железный, не затрахались на самопальных гитарах жужжать? – спросил породистый модник у надувшегося металлиста.

– А мне по херу, я у Отца Вселенной всегда аппарат могу взять. Или купить, или в аренду. Мы с ним дружим.

– Отец Вселенной, кстати, – спокойно сказал Дик, – по моим сведениям, стукач.

– Ты знаешь что?! Ты за базар отвечай, да! – подскочил к нему Железный. За его спиной выросли волосатые удальцы в черных косухах.

Карл Фридрихович сделал удивленное лицо, но промолчал. Я тоже промолчал, но брови на всякий случай поднял.

– Сам ты стукач, говно газетное, – шипел Железный, и его худое, жесткое лицо с каждым новым словом все сильнее бледнело и каменело. – Что ты тут гонишь? Сиди у себя в конторе и не лезь к людям. Тебя сюда не звали, лох старый. Ты иди к своим юмористам бухать, там тебе нальют…

– Сядь, придурок, – сказал Дик.

Железный подавился замерзшим на языке ругательством.

– Чего ты сказал? – наконец выдавил он. – Чего ты…

– Я сказал – сядь, придурок, – повторил Дик, и я понял, что пожилой журналист владеет не только карандашом и клавишами пишущей машинки. Любой понял бы.

В дальнем углу зашептались волосатые. Мне не нужно было прислушиваться, чтобы различить довольный голос: «Сейчас наваляет писатель Железному. Давно пора. Оборзел, сука. Достал».

Железный сощурился, скривил губы и вдруг повернулся к собратьям.

– Идем отсюда на хуй, – сказал он, непонятно к кому из собратьев обращаясь. – Пусть тут в игрушки играют. – И двинул потянулись за ним, остальные кожано-волосатые остались на своих местах.

– А ты, – Железный хрестоматийно развернулся в дверях и пальцем, унизанным тяжелыми стальными перстнями-черепами и кольцами-змеями, указал на Дика, – ты у меня еще получишь. И никакие менты тебе не помогут. Отцу Вселенной я тоже от тебя приветик передам.

Телохранители налетели на резко замершего для постскриптума шефа и неловко затоптались в дверном проеме. Когда они наконец исчезли, Дик обвел тяжелым взглядом всех присутствующих, задержав его на нас с Карлом Фридриховичем.

– Ну что же, – сказал журналист. – Все, что ни делается, все к лучшему. Железный нас покинул, а оставшиеся, я думаю, обладают здравым смыслом в большей степени, чем эта суперзвезда…

В комнате тихо захихикали.

– Чтобы закрыть этот вопрос, скажу для тех, кто не знает. В полиции я не служил, не служу и служить не собираюсь. Я всю жизнь любил и люблю рок-музыку и буду делать все, чтобы она в нашей стране вернула потерянные в свое время позиции.

Мне стало смешно – слова Дика слишком уж напоминали дежурную клятву на вечеринке какого-нибудь тайного общества.

– Мы провели большую работу. Если кто-то думает, что это было легко, то…

Дик кашлянул, давая всем понять, что это было нелегко.