Вертолет подлетает, зависает в метрах десяти над нами и оттуда начинают выкидывать какие-то круглые мешочки.
Все, словно безумцы, просто чертова толпа зомби, начинают остервенело собирать эти мешочки, рассовывать по карманам, а кто-то и вовсе начинает их развязывать, доставать оттуда сероватый порошок, нюхать его и лизать.
По всей видимости, этот волшебник из голубого вертолета бесплатно показывает совсем не кино. Он какую-то наркоту сюда привез и раскидывает.
Мы с дедом к этому безумию не присоединяемся, а просто наблюдаем со стороны.
— Ты че, Левка? Серьезно решил завязать? — спрашивает меня удивленно дед.
Я киваю, присаживаюсь с ним рядом на старую покрышку и спрашиваю:
— А кто это привозит наркотики?
— А черт его знает? — кривится дед. — Наверное, те, кто придумал сраные рейтинги и статусы, а теперь хочет, чтобы мы тут передохли все поскорее.
— А если подробнее? — заинтересованно спрашиваю я, пытаясь смотреть на деда, но приходится щуриться, потому что солнечный свет причиняет боль.
— А что тебе подробнее? Не нужны мы никому, пользу обществу не приносим, вот и травят потихоньку. У кого мозги есть, употреблять не станет, а остальные... Знаешь, Левка, сколько в мире сейчас людей?
— Нет, — качаю я головой и тут же жалею, потому что от движения он начинает раскалываться. Но я терплю, мне почему-то всерьез интересно, что скажет дед.
— Три миллиарда, — отвечает он, задумчиво жует губами и снова говорит: — и десять лет назад было три миллиарда, и двадцать лет назад столько же. Те гады, что у власти, очень заботятся, чтобы население в мире не росло. Им хватает рабов и без того, а излишки можно и утилизировать.
Вот тебе и обратная сторона прекрасного мира. Хотя я и так уже знал, что он далеко не сказочный и чудесный.
Дед усмехается, кряхтит, встает с бочки и забирает у меня флягу.
— Ладно, давай сам наберу, — говорит он, — вижу, что тебе совсем хреново.
И, шаркая подошвой, примотанной к ногам шнурками, сильно хромая, он уходит. Я провожаю его взглядом и тем временем обдумываю свое положение.
В таком состоянии, как у меня сейчас, черта с два я дойду до города, даже если он близко. Тело обессиленно, изнеможённо, а еще эти ломки. Сколько они продлятся, сложно представить, но что-то мне подсказывает, что легко я не отделаюсь.
Так, сейчас главное — узнать где я. А после вернусь ребятам и придумаем, как Вовану меня отсюда забрать.
Сижу покорно и жду деда, наблюдаю, как большая часть населения мусорного города лижет порошок, а потом, медленно пошатываясь, расползается по своим жилищам. Употребляют даже подростки возраста Мишки и от этого становится совсем паршиво. Ладно взрослые, но детей власти могли бы и забирать отсюда. Как бы там хреново ни было в домах сирот, здесь явно не лучше.
— Дед, — говорю я, когда он возвращается.
Он удивлённо вскидывает брови:
— И с каких пор это я дед? Не, ну теперь точно вижу, что память тебе в край отшибло. Всегда был дядь Валерой, а теперь вдруг дед.
Честно говоря, мне совсем неинтересно, как его зовут и заводить отношения я тут ни с кем не собираюсь, поэтому говорю:
— Мне нужно уйти отсюда. Просто скажи мне, где ближайший населенный пункт.
— Да куда пойдешь, дурак? Ты видел себя? Тебя ж в рейтинговом лагере запрут, а там, уж поверь, и подохнешь.
— Не все там дохнут, — возражаю я. — Лагерь нужен, чтобы вернуться в общество.
Дед возмущённо усмехается:
— Поверь мне, Лёвка, бывал я там. Коль не сбежал бы, давно ноги протянул. Изверги эти все соки из тебя выпьют, душу вытащат и вытрясут. Дохнут там такие, как мы. Не выдерживают. Крепким и здоровым надо быть, чтобы все это вынести. А ты какой? Тебя вон, соплёй перешибить можно.
— Так, давай по делу, просто скажи мне где город.
Дед цыкает недовольно, качает головой и тычет пальцем влево:
— Вон там, если идти часа три, выйдешь к станице Стараполевской. Там народа нет почти, три улицы на сотню жителей, молодежь вся разъехалась, старики одни остались.
— Станица? Значит, республика Кубань? — возбужденно спрашиваю я.
— А что еще? Конечно, она родимая, — соглашается дед.
— А город какой поблизости?
— Ну-у-у, — задумчиво тянет старик. — Армавир, наверное, ближе всего.
— Отлично! — говорю я, и уже было собираюсь вернуться к команде, чтобы сообщить где я, как вдруг подвисаю.
Так, стоп! А что будет с моим телом, когда я уйду? Предыдущего владельца тут явно уже нет, и он не продолжит, как подопечные, жить как ни в чем не бывало. Так что же тогда?
— Дед, могу я тебя попросить кое о чем? — спрашиваю я.
Он смотрит на меня с подозрительностью:
— Я тебя не узнаю, Левка. То двух слов без мата связать не мог и еле языком ворочал, а тут вдруг — могу попросить?
— Ну так могу или нет?
— Могешь, могешь, — кивает он и усмехается.
— Посмотри, что со мной будет. Хорошо?
Дед не отвечает, а медленно и настороженно кивает.
Я выхожу из тела, возвращаюсь в Саню.
«Я недалеко от станицы Стараполевской, где-то под Армавиром», — говорю я ей.
Она вздрагивает, видимо, дремала, и тихо спрашивает:
— Разбудить Вову и сказать, чтобы ехал за тобой?