Бес в ребро

– Их ничем не проймешь, – вздохнул досадливо Ларионов. – Я на очной ставке спросил Чагина: «Не совестно врать в глаза?» А он жалостливо посмотрел на меня как на полного придурка и сказал следователю: вашего клиента надо бы отправить в психушку на экспертизу…

– Ничего, отобьемся, – заверила я его. – Я ведь не зря ходила к Поручикову. В момент драки он по журналу рабочего времени числится на совещании…

– А какое это имеет значение? – не понял Ларионов.

– Мне кажется, большое. Нельзя одновременно быть на совещании и драться на улице. Нам нужна контригра – нам нужно все время доказывать, что они врут. Нам позарез нужно найти таксиста. Самим найти, на Бурмистрова у меня надежда слабая… Ладно, давайте все укладываться спать, завтра снова большой день.

Я приехала в редакцию за час до начала работы. Скорее всего я явилась на службу первой, судя по неодобрительному взгляду вахтерши Церберуни, тщательно проверявшей мой пропуск. На лице у нее была написана тоска, что нельзя меня не пустить так рано в редакцию. По неспешной тщательности, с которой она рассматривала мое удостоверение, Церберуня явно хотела посвятить этому увлекательному занятию все оставшееся до начала работы время.

Я нетерпеливо спросила:

– Что-нибудь не так? Вам что-нибудь не ясно?

Она с сожалением возвратила пропуск, молча кивнув в сторону лифта.

Я прошла по пустому гулкому коридору в репортерскую, уселась за свой стол, разложила блокноты, заправила чистый лист в машинку и напечатала заголовок: «Театр „Подмостки“ – слово от сердца». Работала я быстро, с удовольствием, потому что театр мне понравился, и было приятно хвалить их выдумку, азарт, искреннее веселье. Это была полусамодеятельная труппа. Большинство из них работает в театре вообще без оплаты. Я поймала себя на том, что явно завидую им – они посвятили жизнь страсти, работе-забаве, которая была выше всех остальных забот, денежных проблем, бытовых нескладиц… Как жалко, что Витечка оказался в какой-то творческой впадине – он обитал где-то между «подмостковцами» и профессионалами.

Ко времени, когда в репортерскую начала собираться наша редакционная шатия, я закончила статью, вычитала свои три страницы, поправила текст и отнесла ответственному секретарю Галкину.

Он бросил листочки в папку «загона», а я взмолилась:

– Женечка, дорогой, прочти сейчас, умоляю…

– Что за срочность? – сдвинул он на затылок очки.

– Женечка, мне срочно надо ехать в город, меня ждут в таксопарке…

– Это что такое?

– Репортаж из центрального бюро находок – можно смешно завязать курьезность пропаж на какие-то высокие этические примеры, – тараторила я настырно.

– Наверно, можно любопытно накрутить, – согласился ответсекр и переложил мою заметку из «загона» к себе поближе.

Галкин быстро читал, усмехался, делал какие-то отметки на полях, а я думала о том, что мне надо скорее убираться из редакции, пока не приехал главный и не призвал к ответу за вчерашние бесчинства.

Галкин перевернул последнюю страничку, будто хотел убедиться, что больше ничего интересного о театре «Подмостки» я не сообщила, и спросил:

– Действительно хорошо работают?

– Очень! Ярко, радостно…

– Сходить бы, взглянуть, – вздохнул Галкин. – Да времени все равно не найду. Так и живем – всем обо всем сообщаем, сами ни фига не видим. А ты молодец! Лихо написала…

Сложил листочки в тонкую стопочку и в углу написал: «В набор», а мне одобрительно-весело приказал:

– Давай, про такси в том же духе…

Еще вчера я поняла, что мне не следует дожидаться следственной инициативы Бурмистрова. Мне надо заниматься этим самой. И разыскать таксиста надлежит незамедлительно, пока Чагин не выполнил своего обещания исчерпывающе доказать полную и неоспоримую вину Ларионова.

Тем более что я давно собиралась написать заметку о рассеянных людях в городе, и это был прекрасный способ объединить полезное Ларионову, приятное мне и нужное людям. Я даже придумала заранее название: «Рассеянные с набережной Бассейновой».

Здесь, на Бассейновой набережной, очень быстро и доброжелательно ответственная дежурная бюро находок Химуля объяснила мне, что никакие мои представления о людской рассеянности не соответствуют масштабам реальности.

Бойко, не гнушаясь социальным анализом, Химуля констатировала:

– Люди сейчас стали более рассеяннее, чем раньше! Я тут одиннадцать лет работаю и могу точно сказать; что из года в год число находок и их ассортимент все время возрастают… – рапортовала она, будто доклад зачитывала. Все свои слова Химуля сопровождала энергичными жестами, как диктор телевизионных программ для глухонемых.

– А чем вы объясняете?

– Ростом всенародного благосостояния и личной озабоченности, – описала широкий круг руками Химуля. – На такси сейчас стали больше ездить – богаче стали, к вещам относятся менее бережно. А проблем и забот выше маковки. Меньше всего забывают вещи старухи и военные. Но и без них собираются у нас клады невостребуемые.

– А какой процент вещей вы возвращаете пассажирам?