Besame mucho, клуша!

Тактика сработала: Василий вызвал у Леры прилив благодарности. Не соблазниться профурой Чижевской — это не всем под силу. Некоторые штатские не устояли и одним движением, одной фрикцией перечеркнули четырнадцать лет совместной жизни. Просто жизни.

Лера хмыкнула:

— Вы?

— Вы обещали, — предостерег Василий, — это не кокетство, поверьте. Я ортодоксален и терпеть не могу, когда женщина меняется с мужчиной местами, перехватывает инициативу, убивает все мужское вокруг себя.

— Наверное, они хотят, чтобы мужчины приступали к делу немедленно, жизнь ведь так мимолетна.

— В том-то и фишка: чтобы заставить мужчину действовать немедленно, провокация должна быть тонкой, умной и хорошо просчитанной. Научиться этому невозможно, с этим надо родиться.

Лера заподозрила, что Крутов имеет в виду мамину горжетку.

— Василий Васильевич, вы сейчас о мужчинах вообще или о ком-то конкретном?

— Вообще. Прописная истина: качественный товар не нуждается в рекламе.

— Фу, как цинично, — поморщилась Лера, на что Крутов с едва уловимой грустью возразил:

— Что делать? Цинизм — это охранная грамота мужчины среднего возраста. Помогает смириться с тем фактом, что всех не осеменишь. Кстати, разве менее цинично оголять поясницу до копчика? Грудь до пупка? Поверьте, от этого спасает только здоровый цинизм.

— На смирившегося вы не похожи.

— Я? — Крутов весело расхохотался, продемонстрировав зубы бультерьера. — Тут вы правы! Я еще питаю надежду.

— Надежду всех осеменить?

Крутов на мгновение стал серьезным:

— Чур меня. Боже мой, Лерочка, вы сказочно хороши, — окончательно пришел в себя и принялся флиртовать любимец женщин, журналистов и электората, — не простил бы себе, если б не сказал вам этого. Лерочка, а давайте выпьем на брудершафт и перейдем на «ты».

— Можно попробовать, — пробормотала Лера. Щеки пылали — Крутов нравился ей все больше. Особенно это остро отточенное, похожее на клинок «Чур меня» — тайное оружие верных мужей, отцов семейств, монахов, девственников и жертв femme fatale.

Василий поднялся, с фужером в руке приблизился к пребывающей в полуобмороке Лере, они переплели руки и, глядя друг другу в глаза, как и предполагает отдающий глупеньким романтизмом ритуал, пригубили шампанское.

Призвав на помощь все силы, Лера под взглядом Крутова — взглядом бедуина — замерла, с нарастающей паникой ожидая поцелуя.

Поцелуй был неторопливым и поначалу вполне невинным. Лера не успела за себя порадоваться, как Василий, коротко вздохнув, обхватил ее губы своими.

Рот у Крутова оказался деспотичным и горячим, и в самый ответственный момент Леру охватила ни с чем несравнимая слабость, она услышала звон в ушах и свела глаза к переносице. Голова на безвольной шее откинулась, шляпа соскользнула на пол, обмякшая Лера стала сползать следом за шляпой и упала бы, если бы Василий ее не подхватил.

Лере показалось, что она открыла глаза сразу же, но взволнованная физиономия Крутова говорила о другом.

— Зачем же падать? — Змей-искуситель казался обескураженным. Такого эффекта от собственного поцелуя ему наблюдать еще не доводилось.

— Отгадайте, в каком ухе звенело?

— Что-что? — совсем растерялся Василий.

Силы быстро возвращались, и Лера даже позволила себе обидеться:

— Вы что, не знаете? Это же такая примета: звенит в том ухе, которое ближе к стене.

— И что? — по-прежнему не врубался Крутов.

— Я загадала желание, если бы вы верно назвали ухо, желание бы сбылось.

— И какое, могу я узнать?

— Какое ухо?

— Какое желание?

В течение последних тридцати минут единственным желанием Валерии было оказаться с Крутовым наедине в тихом месте, но признаться в этом — значит окончательно уподобиться Чижевской иже с нею.

— Какая теперь разница, если желание все равно не сбудется.

— Восхитительная чушь! И давно это с вами?

— По-моему, все дело в вас, Василь Василич. Вы на меня странно действуете.

— Вы на меня тоже, — пожаловался Василий, — между прочим, мы уже на «ты» перешли.

— Да?

— Что, повторим на брудершафт?

— Не стоит.

Атмосфера за столом неуловимо изменилась. Несмотря на брудершафт и демократичное «ты», несмотря на срывающийся голос, Василий замкнулся.

Одно из двух, тут же заключила Лера: либо у Крутова кто-то есть, и, значит, вовсе не из-за нее, Валерии Ковалевой, Василий отказался от охотницы, как он выразился, за головами Чижевской. Надо расспросить Бочарникову об одноклассничке, о его личной жизни. Не исключено, что Крутов связан обязательствами с какой-нибудь начинающей певичкой или балеринкой, на которых падки народные избранники и члены правительства, видимо, в силу сходства профессий.

Либо короткое помрачение все испортило.

«Дура, истеричка, — убивалась Лера, — такой вечер испортила. Теперь он решит, что у тебя падучая, и поостережется остаться на ночь».