Беседа

Небольшая книжка Виссариона Саянова «Комсомольские стихи»[6] рассеивает все сомнения: это стихи, безусловно, комсомольские, написать ее мог только комсомолец, и предназначена она в первую очередь для комсомола. О «незрелости» здесь не может быть и речи. Крепко налаженный, строго связанный стих стоит на голову выше многих произведений наших «стариков», за исключением нескольких, более ранних произведений поэта («Когда еще шумит Тверская», «Скрипка» И др.).

Песню ведут запевалы,
Будто коня под уздцы…

Хороший образ, приложимый к самому поэту. Он не скачет галопом, бия себя в грудь, клянясь в преданности, в любви к революции и высоко поднимая хвост, подобно многим другим поэтам. Осторожно обходя каждую тропу, каждую строку, он ступает осторожно, боясь замочить рифму, запачкать строку, проскакать и не увидеть. Такая манера сделала бы другого поэта холодным, лишенным темперамента, неорганичным. Саянов же обуздывает, укрощает свою строку, как будто нарочно не давая ей разбега, от чего строка достигает максимума нагреваемости.

…Два года проходят
Под рокот ветров —
В разведке,
в тылу,
в комендантском.
И голос ломается.
Стал он суров
Под Пермью,
Под Соликамском.

Иногда горячая лирическая строка как бы вырывается из напряженных рук Саянова, но поэт, как бы стыдясь своей «самостоятельности», обуздывает ее следующей замкнутой строкой:

Ах, томик помятый,
Ах, старый наган,
Ах, годы прославленных странствий!
Еще пробиваются через туман
Огни левобережных станций…

Отдел книги «Ленинград — Балхаш», кроме своих чисто художественных достоинств, радует еще четким и ясным миросозерцанием поэта. Это не путешествие какого-нибудь слюнтяя-туриста, обсасывающего глазами каждый ручеек и звездочки над ним. Это не прогулка репортера, описывающего «все понемножку». Это поход человека в поисках нового, нужного, отметающего в сторону всякую путевую чепуху, ставя человека впереди всего видимого.

…Малиновый сполох ложится, неистов,
Сплошною лавиной ссылался с круч
На горные скаты, на полымя туч.
Так вот, где черствела заря декабристов!

(«За Кубанью»)

И только одно стихотворение диссонирует общему настроению всей книги:

Смерть придет. Она неотвратимо
Простирает руки надо мной.
Даже легкий ветер от Ишима
Небывалой полон тишиной…

(«Прожитый день»)

Но это — нехарактерное для поэта настроение, так что ругать его не следует, а только указать «выдержанным» пальчиком на «уклончик». Это принесет ему гораздо больше пользы.

Слабее стихи «Скрипка» и «Побег шахтера Гурая под Клинцами».

Мальчишка смеется, мальчишка поет,
Мальчишка разбитую скрипку берет.
Смычок переломлен, он к струнам прижат…

(«Скрипка»)

Очень уж это напоминает «Лесного царя» и как бы пародирует его — «кто скачет, кто мчится под хладною мглой? Ездок запоздалый, с ним сын молодой».

Написанный в ложно парадном стиле «Побег шахтера Гурая под Клинцами» несколько надуман, неестествен, не волнует.

Хоть он метил в тень,
Пали пупи в пень,
Только шашек сверк,
Только руки вверх.
Синий дол спален,
Шел краском в полон.

Следует отметить также, как отрицательное явление, слишком частое «поднятие рук» в стихах:

…Я подымаю руки,
Я говорю с тобой…

(«Возвращение»)

…И ты прибегаешь,
Закинувши руки…

(«Ленинградская весна»)

…И заломив немного руки…

(«Когда еще шумит Тверская»)

Иногда встречается неприятная инверсия:

…И ты видишь мир, как
Поит зарей восток…

(«На подступах Азии»)

Часто также повторяется слово «порск» и т. п.

Это, пожалуй, все очень малочисленные недостатки книги.

В целом книга великолепная, лучшая из вышедших за последнее время. И хотя сам автор, вероятно, считает эти стихи незрелыми («комсомольские»), мы считаем эту книгу большим нашим достижением.

В заключение нам хочется процитировать следующие отличные строчки:

И путиловский парень и пленник,
Изнуренный кайеннской тюрьмой,
Все равно — это мой современник
И товарищ единственный мой…

1928

ЗАМЕТКИ

Пятый час ночи.