Но Хомма ничего этого не замечал. Его голова была занята удивительным зрелищем, свидетелем которого он только что стал. Он и сейчас, словно наяву, видел перед собой купе первого класса, светло-коричневые занавески, такого же цвета диван и дремлющего на нём седовласого исполина. Нет, он не мог ошибиться: эти благородные черты могли принадлежать только одному человеку на свете – Сайго Такамори. Свет в купе был, пожалуй, не ярче, чем здесь, но юноше не стоило труда рассмотреть характерное лицо этого человека. Вне всякого сомнения, это было лицо Сайго Такамори, знакомое ему с детских лет…
– Ну что? Вы будете по-прежнему утверждать, что Сайго Такамори погиб в сражении у Сироямы? – осведомился пожилой господин. На его раскрасневшемся лице сияла довольная улыбка.
Хомма промолчал. Он был обескуражен, смущён. Он не знал, чему верить: бесчисленным документам, в подлинности которых абсолютно убеждены учёные, или же тому, что он только что видел собственными глазами. Усомниться в первом означало усомниться в собственном здравомыслии; усомниться во втором было равносильно отказу верить собственным глазам. Как тут было не растеряться?
– Только что вы видели Сайго Такамори, и тем не менее над вами продолжает довлеть авторитет исторических документов, – продолжал старик тоном профессора, читающего лекцию. – Прежде всего задумаемся над тем, что представляют собой исторические документы, которым вам так хочется верить. Пока что оставим в стороне вопрос о гибели Сайго Такамори. Так вот, документов, на основании которых можно вынести единственно верное суждение о том или ином историческом событии, вообще не существует в природе. Описывая то или иное историческое событие, любой учёный, желает он того или нет, неизбежно тенденциозен в отборе конкретных фактов. А это означает, что между объективной реальностью и её трактовкой возникает определённая дистанция. Разве я не прав? Вот и получается, что материалы, на первый взгляд заслуживающие безусловного доверия, на самом деле таковыми не являются. Как вам, должно быть, известно, Уолтер Рэли, задумавший написать всемирную историю, впоследствии был вынужден отказаться от своего намерения. И несложно догадаться почему. Подчас нам бывает трудно разобраться даже в тех событиях, которые происходят у нас на глазах.
По правде говоря, Хомма никогда не слышал об Уолтере Рэли и его ненаписанном труде, однако не решился в этом признаться.
– А теперь обратимся к сражению у Сироямы, – всё тем же назидательным тоном продолжал старик. – Материалы, на которые вы ссылаетесь, дают немало поводов для сомнений. Действительно, все исследователи сходятся на том, что Сайго Такамори погиб в сражении у Сироямы двадцать четвёртого сентября десятого года Мэйдзи. Но что это означает? Только то, что в этот день погиб некто, кого можно было принять за Сайго Такамори. И тут сам собой возникает вопрос: а был ли этот человек на самом деле Сайго Такамори? Тем более что, как вы сами отметили, при опознании обезглавленного трупа возникло немало сложностей. И вот, имея в своём распоряжении отнюдь не бесспорные факты, вы сегодня получили возможность увидеть едущего в этом поезде Сайго Такамори – или, если угодно, человека, поразительно на него похожего. Как же после этого не усомниться в истинности так называемых «исторических документов»?
– Но ведь труп Сайго Такамори не выдумка. Его действительно нашли. А следовательно…
– Мало ли на свете похожих людей! Что же до рубца от старой раны, обнаруженной у него на правой руке, то таковой мог иметься не только у Сайго Такамори. Знаете историю о том, как И Цин осматривал тело Нун Чжигао?
На сей раз Хомма честно признался, что не знает. Поражённый своеобразной логикой суждений старика, его разносторонними познаниями, он мало-помалу проникся к нему чем-то сродни уважению. Старик между тем извлёк из кармана свою фарфоровую трубку и неспешно раскурил.
– Ну как же, – сказал он. – Преследуя своего противника, И Цин промчался пятьдесят ли и, вступив в Дали, принялся осматривать трупы поверженных врагов. Среди них был один в одежде с вышитым на спине золотым драконом. Приспешники стали в один голос уверять его, что это и есть Чжигао. Однако И Цин им ответил: «А если это не так? Пусть уж лучше мы упустим Чжигао, чем в погоне за славой опорочим нашего императора». Эти слова примечательны не только с точки зрения этической. Они выражают верный подход к истине. Можно лишь пожалеть, что полководцы, стоявшие во главе правительственных войск во время мятежа Сайго, не проявили подобной щепетильности. Поэтому и получилось, что в исторических сочинениях сместились акценты с «возможно» на «доподлинно известно».
Хомма, окончательно загнанный в угол, предпринял последнюю наивную попытку возразить своему оппоненту:
– Но разве бывают на свете люди, похожие друг на друга как две капли воды?