Как только Сюнскэ поднял голову, женщина рассеянно перевела свои чёрные глаза с далёкого неба на него. Когда глаза их встретились, взгляд её некоторое время блуждал, будто она колебалась, не зная, что делать: остановить свой взгляд или отвести его. А у него в это мгновение появилось ощущение, будто за её длинными ресницами трепещет неведомое ему чувство, выходящее за рамки его собственных ощущений. Но не успела у него мелькнуть эта мысль, как женщина отвела глаза и стала смотреть, как дождь падает на крышу стоявшего напротив здания, в котором находился лекционный зал. Сюнскэ, подняв плечи, спокойно прошёл мимо, словно не видя её, будто не слыша нового удара первого весеннего грома, всколыхнувшего тучи в вышине.
Когда вымокший под дождём Сюнскэ поднялся на второй этаж ресторана «Хатиноки», Номура, перед которым стояла чашка кофе, со скучающим видом смотрел на улицу за окном. Отдав официантке пальто и фуражку, Сюнскэ тут же стремительно подошёл к столику Номуры и плюхнулся на венский стул со словами:
– Заставил ждать?
– Да, пришлось немного подождать.
Полный, обрюзгший Номура, производивший от этого впечатление флегматика, поправляя толстыми пальцами воротник кимоно, непринуждённо посмотрел на Сюнскэ через очки в тонкой металлической оправе:
– Что взять? Кофе? Чай?
– Всё равно… Только что, по-моему, гремел гром.
– Да, гремел, мне тоже так показалось.
– У тебя, как всегда, ветер в голове. Опять, наверное, упорно размышлял о разных проблемах: о том, например, в чём состоит основа познания.
Сюнскэ сказал это весёлым голосом, прикуривая сигарету с золотым мундштуком, и посмотрел на горшочек с нарциссами, стоявший на столе. В этот момент в его памяти на какой-то миг всплыли почему-то глаза женщины, с которой он встретился в университете.
– Ничего подобного: я играл с собачонкой.
По-детски улыбаясь, Номура резко отодвинул стул и вытащил лежавшую у его ног скрытую скатертью чёрную собачку. Она потрясла лохматыми ушами и зевнула во всю пасть, а потом снова улеглась и стала старательно обнюхивать ботинки Сюнскэ. Выдыхая носом сигаретный дым, Сюнскэ рассеянно потрепал её по голове.
– Я получил её недавно, когда был в доме Курихары, где она жила.
Пододвинув Сюнскэ кофе, принесённый официанткой, Номура снова поправил толстыми пальцами воротник кимоно и продолжил:
– Эта семья сейчас живёт Толстым, и собачонке дали имя огромного Пьера. А мне бы хотелось иметь собаку, которую бы звали Андреем, потому что Пьер – я сам, но, подарив её мне, сказали: «Возьми с собой Пьера», – так что ничего не поделаешь.
Поднося ко рту чашечку кофе, Сюнскэ, ехидно улыбнувшись, насмешливо посмотрел на Номуру:
– Ничего, будь доволен, что Пьер. Зато тебе, как Пьеру, в конце концов улыбнётся счастье жениться на Наташе.
Смутившись, Номура стал пунцовым, но всё же заявил спокойным тоном:
– Я не Пьер. Да и не Андрей, но…
– Не Пьер и не Андрей, но тем не менее хочешь, чтобы мисс Хацуко стала Наташей.
– Верно, но мне бы не хотелось, чтобы она была такой легкомысленной, хотя…
– Рано или поздно тебе всё в ней понравится. По-моему, сейчас мисс Хацуко пишет какой-то роман под стать «Войне и миру», верно? К слову сказать, ты уже свои ухаживания завершил?
Последний вопрос прозвучал с долей ехидства, хотя Сюнскэ изо всех сил старался сдержать себя, тщательно гася в пепельнице сигарету.
– Честно говоря, я попросил тебя прийти именно в связи с её романом.
Номура снял очки в металлической оправе и стал старательно протирать их носовым платком.
– Хацуко-сан собирается написать новую «Жизнь». Это нечто вроде «Une Vie[30]» a la Tolstoi. Его героине уготована горестная судьба.
– И что дальше?
Сюнскэ спросил это без особого интереса, нюхая нарцисс в горшке. А Номура, поправляя за ушами дужки очков в тонкой оправе, продолжал невозмутимым тоном:
– Героиня заканчивает свои дни в психиатрической лечебнице Тэнкёин. Хацуко-сан собирается описать жизнь этой лечебницы, но, к сожалению, она там ещё ни разу не была, поэтому спрашивает, не мог ли бы кто-нибудь помочь ей осмотреть лечебницу…
Сюнскэ, закуривая новую сигарету, с ехидным выражением лица, будто подавая знак, чтобы тот продолжал, снова спросил:
– И что дальше?
– Так вот, мне бы хотелось, чтобы ты рекомендовал её Нитта-сану, я повторяю – Нитта-сану. Я имею в виду того самого материалиста-медика.
– Понимаю… Во всяком случае, попробую написать ему письмо и узнать, как у него складываются дела. Думаю, никаких трудностей не возникнет.
– Ты так считаешь? Если сможешь это сделать, я буду тебе бесконечно благодарен. И Хацуко, разумеется, очень обрадуется.
Номура, удовлетворённо прищурившись, несколько раз поправил воротник кимоно.
– В последнее время она просто бредит этой «Жизнью». С двоюродной сестрой, которая живёт у них, ни о чём другом, кроме как об этом, не говорит.