Беседа с Василием Аксёновым

— Я считаю, я абсолютно уверен, что это один процесс. И что надо быть более терпимым к талантливым людям, которые работают там. Очень часто в эмигрантской прессе и в разговорах проявляется пренебрежение к тем, кто вынужден жить и работать там. Хуже ничего нельзя придумать. Таким вот образом мы отталкиваем людей, загоняем их в тупик. У них не остается никакого выхода. Мы же все жили там. Мы знаем условия, в которых приходится людям работать. Как иной раз приходится лавировать. Как категории честности и подлости меняются там и здесь. Это разные категории. Масштабы разные. Все это надо учитывать. Надо учитывать, где проходят границы между литературой и паралитературой. Иногда они проходят внутри одной книги. Внутри одной книги проходит грань между советской литературой и настоящей литературой. Все эти элементы нужно учитывать. И когда я сталкиваюсь с пренебрежительными и порой резкими оценками талантливых людей, живущих там, мне становятся противны критики подобного толка. Они бьют по беззащитным. Люди, которых они бьют, не могут им ответить. Они не могут ответить в советской печати, чтобы не стать подлецами. И они не могут ответить в эмигрантской печати, чтобы не погубить себя. Нужно быть очень осторожным в оценке произведений талантливых писателей, которые живут там, потому что они работают в условиях сложнейших, ну, скажем, как водолазы на большой глубине.

— Я хочу напомнить тебе мнение, которое не раз высказывал Юрий Мальцев. Он считает, что в СССР не может быть создано, точнее, опубликовано, истинно больших произведений, так как писатель не может высказать всю правду. Может быть, такая постановка вопроса неверна для хрущевского времени, вспомним хотя бы «Один день Ивана Денисовича» и «Матренин двор», и в какой-то степени даже для брежневского, вспомним хотя бы публикацию «Мастера и Маргариты», но вот для мрачного андроповского времени тезис Мальцева, кажется, подходит.

— Да, там события развиваются очень печально. Все надежды на какой-то более разумный, более современный, я бы сказал, подход, со стороны новых людей, со стороны андроповской группировки, к литературе и искусству, рухнули. Сравнительно недавно появившаяся за подписью «Литератор» статья в «Литературной газете» хорошо отражает то, что до нас уже доходило — вкусы и мнение нового руководства. Там современностью и не пахнет. Это все та же глубинка, уровень райкома комсомола в деревне какой-нибудь в Донбассе в тридцатые годы. У них какая-то неизбывная ностальгия по тридцатым годам. Опять призывают к созданию героя современности, похожего на Павку Корчагина, на этого троглодита, на Давыдова, на какого-то Кожуха. Я долго думал, что это за Кожух. Потом мне пришло в голову, что он из этой жуткой книги Серафимовича «Железный поток». Такой очень прозрачный намек в этой статье, что и деревенщики, которых поднимали при Брежневе, тоже нынешнее руководство не устраивают, так как они неправильно оценивают коллективизацию. И еще в статье этой удар по так называемому (это их формулировка) «вибрирующему герою». Как я понимаю, их и трифоновское направление не устраивает. Вероятно, кочетовщина такая безнациональная. Если у деревенщиков было хоть что-то живое в остром национальном чувстве, то это теперь тоже не нужно. Нужен, видимо, уровень литературы типа произведений Юлиана Семенова, образы советских разведчиков и других передовых наших современников. Но это все-таки ничего еще не значит. Это показывает только их безнадежно устаревшие вкусы и невозможность для них приспособиться к современному развитию культуры и вообще мира. Это не значит, что культура и литература совсем заглохнут в нашей метрополии. Я уже не говорю о подпольной литературе. Но я не уверен, что все заглохнет и в официальной… То и дело, думается мне, будут пробиваться какие-то живые ручейки. Возможно, они станут уже, но вовсе не исчезнут. Пройдет, скажем, пару лет, и будут пробиваться все чаще. Серость захватывает позиции. Но тем не менее трудно предположить, что Россию так уж опустошат до конца. Ее трудно опустошить.

— Между прочим, то же самое произошло в живописи после погрома в Манеже в 1962 году. В течение двух лет никаких выставок не было. Серость царила. А потом все снова началось.

— Конечно. Россия все-таки отчасти западная страна. Они не хотят с этим считаться. Но когда-нибудь придется. Наша культура греческая, библейская… Корни ее там, а не в какой-то Валгалле.

— Так что ты считаешь, что, несмотря на все эти зажимы, на весь бред, который исходит сверху, все равно время от времени на страницы советских журналов будет проникать что-то подлинное и что-то в издательствах каких-то будет появляться?