Беседы наедине с собой

В полях стучат рабочие лопаты.

А в пойме трав степных убор

Преобразовал плешивые просторы.

Ведёт тропинка в редкий бор,

Где весело жужжат шмелиные моторы.

Могильный камень вереском покрылся,

И в цвете зелени уляжется печаль.

Там к тризне стол давно накрылся,

И умершая природа всех зовёт на чай!

В селе печальным под Саратовом…

В селе печальным под Саратовом

Цветёт сирень как девица.

Берёзка не надивиться

Своим убором матовым.

Дорожка серебристая

К лесочку приведёт,

Где дух болот, уснувши,

Меня давно не ждёт.

Пледом из ромашек

Укутана земля.

Вдали утёс белеет каменный

Как стены у кремля.

Ковром прохладной свежести

Раскинулась трава -

Там жизни начитается

Новейшая глава!

Поют, щебечут птицы

У Волги как в раю.

С ней думку о любимой

От всех я утаю.

Губернские здания

Тучи у брега чернеют.

Бушуют бешено волны.

Ушедшими столетьями веют

Усадьбы, тайн полны.

Посмотри на одну – и увидишь печать

Городского дела владыки.

Но пилигримов не хочет она примечать,

Не до этого ей, горемыки!

Дом заболел, развалился, вот-вот упадёт

И нежный плющ окутает окна.

Другой дом, с колоннами – к блеску дворянства ведёт,

Балом губернским пропитались волокна.

Вот еще один дом, где жил мукомол -

Он и в старости бодрость духа хранит.

Завсегдатаев искусства ныне манит,

Но бесчувственен, как Петербурга гранит!

Вот ещё один дом, в нем педколледж стоит,

Белоснежной невестой с другим обручён,

Что в смертной тоске удручён,

Чахнет, душою болит,

Словно старик, повидавший тысячи бед.

Сколько секретов хранили они:

Огорчений, триумфа, печалей, побед…

Кто-то, как роза увядшая,

Средь хрущёвок, асфальта зачахшая;

Кто-то, алмаз ограненный,

Чебуречными ныне пленённый.

Кто радует глаз, кто давно потерял

Смысл жизни и облик первичный,

И размеренный modus vivendi привычный

Он ветру истории часто вверял.

В них жили, любили, мечтали о званиях.

Хозяев покой сторожили они -

Старинные губернские здания!

Боже, под пылью столетий их сохрани!

Весенний дождик

Черствый кирпич омывает

Влага целительней света,

Возвещая пришествие лета -

Только в нем окрыленная радость бывает,

И бывают любовные письма и грёзы.

Под девичьи слёзы

Капли бьют по лафету

Старинной пушки кремлёвской.

Весело Маяковского, Фета

Захлёбываешь с "Жигулевским".

Раскаты гремят оглушительней бомбы,

Беззаботность цветам ставя в упрёк.

Вспышки рисуют зигзаги и ромбы

Как в день Рагнарек.

До нитке промокший,

Петляя меж невидимых свай,

Бежит прохожий продрогший

На последний трамвай.

Бежит, спотыкаясь, забыв

Насладится запахом трав.

Дождь уйдет за обрыв,

Прелесть света забрав.

Изольёт всю тоску

Молодому ростку,

И в рассказе о Боге

Слёзы прольёт на дороги!

Урал

Каменьями брега вздеты,

Разрослися за окном.

Горы зеленью одеты

Изумрудным полотном.

Ручеек продрогший тихо

У скалы глухой журчит.

Поезд то грохочет лихо,

То как кошка замурчит.

Хаты чёрные покрылись

Духом гробовой тоски.

Там воры давно не рылись!..

Руси нищия куски!

Бедный край, в неполной мере

Ты укрылся за леса.

В малахитовой пещере

Представляешь чудеса!

И природы огрызанья

Не стерпел бы здесь добряк.

Твой запечатлели нрав в сказаньях

И Бажов, и Сибиряк!

В миг за горною десницей

Путник увязался —

Окаянною темницей

Пояс показался!

Убаюкивают нежно

Звезды, рубины освящая…

А поезд мчит, гудит небрежно,

О тайге вещая.

Февраль

Обломками укрылся тумана

Купол церковный, как простынью серой.

В тёплой квартире читаю Томаса Манна,

Окутанный верой.

Пруд замерший, остывший

Вновь воскреснуть готов.

Снежная буря лютует, оплывши,

Через семнадцать потов!

Охватили сосульки ворота

Как зубы монста библейского.

По-прежнему вьются снежинок бечёвки

Звездой Вифлеемской.

Детишки салазками

Путь расчищают весне.

На окнах Мороз балует сказками

Словно во сне!

Январь

Заснеженной далью белёсой

Предстали глаза января.

Друид – старик седоволосый

Колдует, на окнах зелье варя.

Он колдует, всех созывает

Посмотреть на его волшебство.

За Лысой Горой дьявол вьюгой стенает,

Проклиная Христа Торжество!

Поле устлано белым -

На Мёртвое море чем-то похоже.

Уподоблятся щеки яблокам спелым -

Морозцу есть их негоже!

Взяты в плен ледовый реки,

И трамваи все стоят.

Дома, чьи снегом сомкнуты веки

О пощаде молят.

Скатертью белой покрыты

Старинные улочки, крыши.

Под ней летние травы сокрыты,

Под ней спрятались мыши.

Но в жарких краях нет ему власти -

Там её обрубают шейхи, эмиры.

Не испытает он сласти

Под сводами Карфагена или Пальмиры.

Так пусть он насладится ею

В бескрайних русских широтах!

В тундре весной приют найдёт он,подобно Энею,

И ледовый щит прибъет на воротах!

Декабрь

Оделся в белые одежды,

Как сенатор Рима на триумф,

Декабрь – полный мечт, надежды,

Питает сессией наш ум.

Окутал он и холодами,

И теплотой семейных уз,

Чья крепость не поколеблется годами…

Закованы речные глади льдами.

В пурге затерян родной вуз.

Оделся в иней тополёк,

Словно под венец идёт с берёзкой.

Прохожие спешат домой на "огонёк":

Им холод бьёт в лицо верёвкой хлёсткой.

Мороз щипается так больно,

И дарит, словно поцелуй, румянец.

На санках дети… Как же вольно!

И прыгаешь от радости, как заяц!

А дома ёлка, огоньки,

И ноги после снега – вата!

И пахнут свежестью трескучие деньки,

И ликованье бьёт с морозного заката!