Арджуна был в таком же положении, как судья из этой истории. Его доводы были обоснованы: мир стал свидетелем именно таких последствий Первой мировой войны. Но дело в том, что доводы Арджуны не были подлинными. На первый взгляд, его слова были мудрыми, но на самом деле все было не так. Кришна понял это. И потому он не прислушался к доводам Арджуны и сразу же приступил к разоблачению его иллюзий. Если бы Арджуна на самом деле стал приверженцем ненасилия, он бы не успокоился, пока не получил убедительного ответа на свои аргументы. Но «Гита» нигде не касается их, и тем не менее Арджуна полностью удовлетворен. Это означает, что Арджуна в действительности не стал сторонником ненасилия. Внутреннее стремление к битве все еще было значительной частью его природы. Война была для него естественным и неизбежным долгом. Но он пытался уклониться от этого долга, находясь в плену иллюзии. И именно эту иллюзию «Гита» атакует наиболее целенаправленно.
Арджуна не только заговорил на языке ненасилия, он вместе с тем заговорил о
Арджуна считает свою
Для меня нехорошо перенимать дхарму другого, какой бы выдающейся она ни казалась. Мне нравится солнечный свет. Он помогает моему росту. Я боготворю солнце. Но мое законное место здесь, на этой земле. Если я покину землю и попробую приблизиться к солнцу, я сгорю дотла. По сравнению с солнцем, земля может казаться никчемной; она, может, и не самосветная, но тем не менее я должен стремиться к саморазвитию, оставаясь на земле, которая является моим законным местом, пока у меня нет возможности выдержать яркий солнечный свет. Если бы кто-то сказал рыбе: «Молоко – это роскошь, по сравнению с водой. Поплавай в молоке!» – согласится ли она? Она может выжить только в воде; в молоке она умрет.
Дхарму другого человека нельзя перенять, даже если она кажется более простой. Довольно часто кажущаяся простота обманчива. Если кто-то не способен надлежащим образом заботиться о своей семье и сыт ею по горло, отрекается от мира и становятся санньяси, то это сущее притворство, и подобное отречение тоже окажется обременительным. Его вовлеченность вновь заявит о себе при малейшей возможности. Даже если он уйдет в лес, он построит себе хижину. Затем возведет ограждение, чтобы ее защитить; и с течением времени его вовлечение в мирские занятия возрастет с удвоенной силой. С другой стороны, в санньясе нет ничего сложного, если ум человека на самом деле отрешен. В