Беседы о литургической жизни Церкви

Они стояли перед священными иконами Господа и Богородицы, то есть справа и слева, кадя, до возглашения диакона: «И ихже кийждо в помышлении имать, и всех и вся». Это были Ангелы Господни…[591]

Этот рассказ может быть соотнесен со страшной сценой, описанной в восьмой главе Откровения (ст. 3–4): «И пришел иной Ангел, и стал перед жертвенником, держа золотую кадильницу; и дано было ему множество фимиама, чтобы он с молитвами всех святых Торжествующей Церкви возложил его для укрепления молитв всех борющихся на земле верных христиан на золотой жертвенник перед небесным престолом. И вознесся дым фимиама с молитвами верующих от руки Архангела пред Бога».

Итак, фимиам Ангелов, который видел отец Гервасий принесенным Господу Иисусу Христу и Его Пресвятой Матери, это молитвы и поминания священников и верующих в церкви, которые, словно благоуханный фимиам, возносятся от земного жертвенника святого престола к небесному жертвеннику Пресвятого Бога.

Что мы, священники и верные христиане, совершаем вместе с поминаниями на Божественной литургии? Мы приносим милостыню, и при том самую большую из всех! Даже если бы мы одарили человека миллионами, то это не сравнилось бы с пользой, приносимой Божественной литургией!

Далее следует окончание Святого Возношения: «И даждь нам единеми усты и единем сердцем славити и воспевати пречестное и великолепое имя Твое, Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков. Лик: «Аминь».

Велики Дары Триединого Бога, ведь в каждом православном храме продолжается спасительная бескровная Жертва Сына и Бога, Который «уничижил Себя самого»[592]: то есть покинул небеса и принял «образ раба». Он был унижен, оклеветан, схвачен, как преступник, подвергся бичеванию, оскорблениям, побоям, нес терновый венец и был распят. Но вместо того чтобы нас «гнушаться» (отвернуться) и нас «поразить за наше нечестивое и ужасное злодеяние», небесный Бог Отец удостоил нас каждый день приносить эту Жертву бескровно на святом престоле, чтобы дать нам пищу бессмертия, чтобы нас преобразить! Чтобы освободить нас от вечной смерти! Чтобы нас простить! Чтобы нас спасти! Чтобы нас освятить!

Поэтому и все мы – церковнослужители, миряне и монахи – миллионы верующих православных христиан «единеми усты и единем сердцем», едиными устами и единым сердцем, будем благодарить и славить и сегодня, и во веки веков пречестное и великое Имя Святого Триединого Бога.

Но, к несчастью, мы, христиане, не имеем единых уст и единого сердца. Что отделяет наши уста от уст наших ближних? Наш эгоизм. Что отделяет наше сердце от сердец других? Наши страсти.

Чтобы «единеми усты и единем сердцем» стало живой реальностью, все мы должны освободиться от эгоизма и всех наших страстей. Это единство и согласие уст и сердец нам дарует Пресвятой Бог во время Божественного Причастия единого Тела и крови Господа нашего Иисуса Христа. Поэтому и благодарность наша будет вечна!

9. Просительная ектения

165. Как-то один досточтимый священник-святогорец рассказал мне о некоторых весьма удивительных, но совершенно святодуховных литургических прозрениях.

Он признался, что от Освящения Святых Даров и до возглашения «даждь нам единеми усты и единем сердцем славити…» и затем во время раздробления Закланного Агнца и Божественного Причастия, душа его переживала различные небесные состояния, непостижимые для нашего разума, которые были похожи на иконы. Они сменяли друг друга, как молнии, и были неописуемой красоты.

Порой он чувствовал, что тело его словно исчезало, а ум просветлялся от Божественного осознания того, что душа священника «должна быть ярче лучей солнечных».

Порой Божественная любовь побуждала его душу к вечному единству с Женихом небесным в Его брачном чертоге.

А то он чувствовал себя ребенком на руках Небесного Отца, убаюканным теплотой его Божественных Отцовских объятий.

Часто его душа, омытая слезами, волнующаяся, стыдливая и смиренная, умоляла, стоя перед Божием Агнцем, о божественном человеколюбии, чтобы он помиловал все человечество. Слезы текли сами по себе, и моления не прекращались, что доказывало, что это были чистые дары Святого Духа.

К концу Божественной литургии его сердце превращалось в тайный мыслимый святой престол, на котором Его ум служил как священник[593].

Меня часто спрашивали, что странного в этих тайных и в Духе Святом переживаниях и состояниях для достойного иерея, который был одновременно борцом духа, честным, чистым и «смиренным сердцем». Или это не Сам Иисус Христос утверждал: «блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят»?[594] Ведь в определенном смысле священник обладает наследственной способностью созерцания тайн Божиих, которое невозможно постичь, а можно только пережить.