Беседы о мирном анархизме

Неизвестный: Я понимаю, чем анархисты отличаются от других общественных деятелей. Но я не вижу, чем они отличаются друг от друга? В чем их различие?

Мирный анархист: Я не буду останавливаться на всех течениях анархизма; их очень много... Остановлюсь только на главных и укажу, на сколько они последовательны и непоследовательны. Непоследовательными являются воинствующие анархисты и анархисты, отказывающиеся от насилия под давлением внешней силы.

Неизвестный: Расскажите сначала о воинствующих анархистах!

Мирный анархист: Прекрасно!.. Они вполне последовательны, когда не признают участия в парламентах, потому что, раз они стоят за уничтожение государства: государством нельзя пользоваться; я не понимаю только, почему можно применять насилие, не признавая его? Раз государством нельзя уничтожить государство, почему же можно насилием уничтожить насилие? Ведь государство ненавистно анархистам именно потому, что оно является орудием насилия. Почему они опасаются только орудия зла, а не самого зла?

Неизвестный: Я понимаю ваше разногласие с воинствующими анархистами. Но ведь различие наблюдается и среди мирных анархистов?

Мирный анархист: Можно не признавать насилия и быть непоследовательным. Всякий кто смотрит на насилие, как на лакомый кусок, отказывается же от него с чувством самопожертвования ради высшего существа или по своей доброте к людям, поступает не по анархически. Анархист не совершает насилия, потому что он глубоко убежден, что насилие причиняет более вреда самому насильнику, нежели насилуемому и избегая насилия, он избавляется от величайших несчастий.

Неизвестный: Странно. А я думал, что отказаться от насилия можно только отказавшись от своих интересов.

Мирный анархист: Следует хорошо понять свои интересы, а для этого не надо заменять высшие интересы низшими. Насильник же продает свое первенство за ложку чечевицы. Высшими интересами является все, что утверждает „Я“ человека. Это утверждение обнаруживается, когда есть вера в свою силу и в проявлении самостоятельности. Насильник отрицает свое „Я“, верит не своей силе, а силе кнута. В нем не заметно самостоятельности. Он всегда изменяет свои действия в зависимости от направления ветра внешней силы.

Неизвестный: Взамен этого, он получает известного рода наслаждения?

Мирный анархист: Приобретенные насилием наслаждения или моментально исчезают или они призрачны. Но мучения насильника от душевного разлада продолжительны. Настоящее удовольствие существует при внутренней гармонии, т. е. когда поступок является завершением мысли, когда человек не делает того, что считает дурным. Всякий знает, что насилие дурно, что совесть не дает на него согласия. Делая то, что противно ему самому, насильник разрывает свой внутренний мир на части. Он уродует себя и становится калекой.

Неизвестный: Не у всех насильников бывают угрызения совести.

Мирный анархист: Менее дает о себе знать совесть тех людей, у которых более всего развита тупость и глупость и им нечего завидовать. Такие насильники, убежденные в том, что они хорошо поступают, не избегают общей участи насильников — вечного страха. Опираясь только на кнут и зная, что кнуты бывают разных размеров, насильники вечно опасаются, как бы другие кнуты не сломали их кнута. Они зная, что кнут может очутиться в руках тех, кого он теперь бьет и насилуемые будут мстить, — призраки кнутов и кнутиков отравляют их жизнь.

Неизвестный: Если вы измеряете благополучие человека степенью его страха, то я полагаю, нельзя признать насильников самыми несчастными людьми.

Мирный анархист: Откуда вы знаете степень неустрашимости насильников? Впрочем, благополучие людей мы можем измерить не столько страхом, сколько ненавистью и любовью. Ненависть—величайшее зло для человека, и только она, как правильный термометр, указывает падение жизни и несчастье. У насильников же ненависть проявляется более, чем у кого бы то ни было.

Неизвестный: Не слишком ли смело такое обобщение? Сказать о всех насильниках, что они ненавидят больше других людей, ведь это через чур смелое обобщение?

Мирный анархист: Нет. Я глубоко убежден в этом, потому что всегда ненавидят тех, кого боятся, и всех, кому причиняют зло. У насильника больше причин ненавидеть, потому что зло есть его профессия,—он ненавидит более всех и он всех несчастнее.

Неизвестный: Не скажете ли вы, что такие чудовища ненависти, как насильники, не заслуживают ненависти?

Мирный анархист: Несчастных следует сожалеть, а не ненавидеть. Ненависть, будучи дочерью насилия, в свою очередь плодит насилие, и ненавидящий становится насильником. Вместо того, чтобы учиться у насильников, заимствуя у них их способ действия, не лучше ли примером учить их прощению?

Неизвестный: Неужели всем прощать? Даже страшным преступникам?