Беседы о научной фантастике

Фантастика, предостерегающая об опасностях, существует. Так она и называется «фантастикой предостережения»., Пожалуй, она естественно рождается как продолжение мечты. Допустим, удалось сконструировать крылья для человека, выстроить комбинат летательного ширвотреба, в магазинах галантереи начали продавать рядом с зонтиками крылья любой расцветки: белые, черные, полосатые, пестрые.

И больше нет небесного простора. Толкучка в воздухе, крик, мелькание. Горластые ребятишки носятся у меня под окнами, озорничая, садятся на подоконники. С балкона сгоняю влюбленную пару: не нашли другого ме&та для объяснения. Грохочет рупор: «Граждане, соблюдайте правила воздушного движения». Конференция по борьбе с детским травматизмом в воздухе. «Родители, не разрешайте малолетним прыгать с балконов!» Проблема воздушной безнадзорности, проблема воздушного мусора. «Летающие, не засоряйте атмосферу окурками, пакетами и ненужными бумажками. Граждане, не выходите на улицу без стальной каски! Проверяйте аппаратуру перед вылетом».

И горькие вздохи: «Как хорошо было раньше с чистым небом! Зачем только печатали близоруких мечтателей!»

Иногда фантастика предостережения высмеивает непредусмотрительных мечтателей, а чаще — непредусмотрительных ученых, слишком увлеченных наукой, не думаю щих о последствиях своего открытия. В западной фантастике даже термин возник MS (mad scientist) — безумный ученый.

Пожалуй, хрестоматийный рассказ — предостережение написал ленинградский фантаст Илья Варшавский. «Молекулярное кафе» — емкий рассказик на три странички.

«Поскольку указатель электронного калькулятора Мишкиного поведения целую неделю стоял на «отлично», Мишку решили наградить поездкой в молекулярное кафе». В кафе этом можно заказать любое блюдо, нужно только вообразить его и роботы — повара осуществляют синтез.

Синтезировали псевдобифштексы, синтезировали противную смесь из селедки, манной каши и малинового джема, апельсины со вкусом мороженого и запахом духов. Получалось тошнотворно.

«А вечером вдруг Люля (бабушка Миши) расплакалась. Она сказала, что синтетическая пища — это гадость, что она ненавидит кибернетику, хочет жить на лоне природы, ходить пешком, доить козу и пить настоящее молоко с вкусным ржаным хлебом.

И Мишка разревелся, заявил, что смастерит рогатку и расстреляет из нее калькулятор поведения».

К счастью, все это было сном.

«А когда я проснулся, — заключает автор, — я написал этот рассказ, потому что мне кажется, что если каждому кибернетику во всем дать полную волю, то результат может быть не очень хороший. Нужно, чтобы все за ними немножко присматривали».

Присматривать за близорукими учеными, не думающими о последствиях, призывает фантастика предостережения.

То же у советского писателя Севера Гансовского, страстного защитника природы. Один из лучших рассказов его — «День гнева».

В некоей стране талантливый ученый Фидлер сумел вывести новую породу медведей — разумных. Они могут говорить, умеют читать и считать, знают математику, но натура их медвежья осталась. Кровожадные хищники, да еще и разумные, истребили все живое в лесах, не отказываются и от людоедства. Сожрав лаборанта, сбежали в окрестные леса, теперь терроризируют округу. У фермеров отняли ружья, похищают скот.

«Зачем же понадобилось создавать разумных хищников? Для чего?» — спрашивает лесник у журналиста, главного героя рассказа.

Журналист вспоминает встречу с Фидлером: «Гени — альный математик. Ему тринадцать лет было, когда он сделал свои «Поправки к общей теории относительности». Конечно, он необыкновенный человек… С журналистом разговаривал с иронической снисходительностью мудреца, вынужденного тратить время на ребенка… Насчет медведей. сказал, что это был очень интересный научный эксперимент. Очень перспективный. Но теперь он этим не занимается… Говорил, что сожалеет о жертвах…»

А лесник, который вынужден жить среди этих экспериментальных медведей, еще и вооруженных, говорит: «Сделали эксперимент — выпустили людоедов на людей… Совсем обалдели там в городах. Атомные бомбы, а теперь вот это. Наверное, хотят, чтобы род человеческий совсем кончился».

И позже, тяжело раненный медведями, лесник этот, носитель народной мудрости, говорит: «Может, это и хорошо… Теперь-то мы будем знать, что человек — это не такое существо, которое может считать и выучить геометрию. А что-то другое. Уж очень ученые загордились своей наукой. А она еще не все».

В рассказе Варшавского — ирония, в рассказе Гансовского — гнев, но главная мысль та же: «Надо немножко придерживать «кибернетиков», увлеченных своими экспериментами, надо напоминать им, что результат может быть не очень хороший».