Читаем Беседы о науке полностью

Но тогда я ничего не знал. Я был поглощен только реактором. Да и настырный к тому же… Решил пускать вновь. Выкинул лишнюю сталь. Забил щели графитовыми пробками – чтоб цепная реакция все-таки произошла. Пуск – есть! Реактор пошел. Опять телеграмма в Москву. Уже обратного содержания. Мол, работает на обогащенном уране. А там машина-то Берией уже была запущена. Приезжает Курчатов и как меня всякими крепкими словами… В общем подвел я его. Самого дорогого для меня человека подвел…

– Вы были главный на реакторе? 

– Главных, если можно так выразиться, было четверо: я, Бабулевич, Жижерун и Панасюк. Нас Игорь Васильевич назначил сменными научными руководителями реактора. Запрещалось отсутствие на объекте кого-либо из этой четверки. По шесть часов в день. Без праздников и выходных. Без права выхода в столовую. Помню, носили нам какую-то кашу дрянную – время-то было тяжелое… Так вот – реактор работает из рук вон плохо. "Козлы", гальвано-коррозия. Оружейного плутония – кот наплакал. Берия в гневе. Угрожает Курчатову. Тот день и ночь на объекте. Я тоже: днем на реакторе, ночью в Курчатовском кабинете заседаем. До 3 часов – это уже закон. Сталин же, говорят, до 3 работал, ну и все остальные, соответственно – тоже. И Курчатов. Что, не дай Бог, не пропустить телефонного звонка…

– Первопроходцам, говорят, здорово пооблучаться пришлось… 

– Рабочие работали действительно в ужасных условиях. Да, впрочем, всем доставалось. Ведь жесточайшие сроки были поставлены. Страна должна быть с плутонием – и точка. А у нас – "козлы". То есть все спекается. Надо экспериментировать. Мощность – на максимум. Понятно – излучение. Все тут -и Курчатов тоже. Я – с дозиметром: мол, опасно, Игорь Васильевич. А так мне зло: "Хватит тебе тут с приборами таскаться". В общем страшно переживал за эти самые "козлы".

– И как все-таки удалось решить эту проблему? 

– Общими усилиями. В том числе и я предложил несколько усовершенствований – изменил конструкцию активной зоны реактора. Это касалось применения технологических труб. Все рассчитал. Сам съездил на трубный завод. Доложил на оперативке у Курчатова. Все, кроме Игоря Васильевича, против. Тот молчит. Новое все ж-таки. Риск. Решил посоветоваться с Александровым: "Анатолиус, вот Дуб настаивает на своих трубах. Мне кажется что-то в этой идее есть. Может попробуем? Вдруг получится? Ну, а нет – ему ведь дураком быть…» При такой вежливой постановке вопроса Александров конечно же не мог отказаться. Вот мы с этими "козлами" и сладили. На самом же деле это был серьезный прорыв в решении плутониевой проблемы. Десятки процентов экономии времени и материалов…

– Каким был Курчатов? На фотографиях он обычно такой серьезный, могучий… 

– Как человек – благородный. Помню как-то остался я в Челябинске-40 без служебного транспорта. И не на чем стало до реактора ездить. Жалуюсь Игорю Васильевичу. Тот: "Да, бери мой спортивный "Хорьх" – и все". "Не могу, – говорю, – меня же тут тогда от зависти сожрут". "Ну, ладно, ладно, – ворчит он, – тоже мне – соображалка…" Или как с тем же Лейпунским произошло… Как-то до войны Игорь Васильевич приехал в Харьков. Со всем своим коллективом – тремя лаборантами. А у Лейпунского в Харькове к тому времени уже был целый институт в подчинении. Ну, он это Курчатову, видимо, и дал понять.

Когда же все переменилось и во главе стал Курчатов, то именно он доверил Лейпунскому новое направление в Обнинске – понимал, насколько это выдающийся ученый. Да и сам Игорь Васильевич…

Его роль как физика-экспериментатора на самом деле, я считаю, сильно недооценена. Традиционно о нем говорят, как об организаторе науки. И всячески стараются принизить собственно научный вклад. На самом деле вклад этот огромен. Сравним разве сто с вкладом Дмитрия Ивановича Менделеева. Курчатов как минимум на 2-3 года ускорил время работы над нашим ядерным оружием. Вы понимаете, что это значило для страны в те годы?..

– Как вы считаете, мог ли бы при Курчатове случиться Чернобыль? 

– Вы знаете – я часто думал об этом. Выступал. Один раз даже на такую, казалось бы, парадоксальную тему "Курчатов и Чернобыль". Да, да – не удивляйтесь… Нет, Игорь Васильевич никогда бы такого не допустил. Я считаю, главный виновник тут Доллежаль. Крупнейший конструкционный просчет. Полное отсутствие аварийной защиты. Плюс малограмотная документация. К тому же руководили Чернобыльской неспециалисты. А единственного серьезного физика во время рокового эксперимента вообще отправили на военный сборы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное