Беседы о науке

«Дамы и Господа! – предупреждал философ в одной из самых своих знаменитых работ «Мышление и наблюдение». – Думать о мышлении очень трудно». И далее емко и глубоко доказывал степень этой сложности. Попутно разрабатывая постулаты новой – обсервационной – философии. Как инструмента разработки непочатых мыслительных залежей. Пятигорский в душе был, очевидно, прирожденный старатель…

Хотя, свою трудовую деятельность Саша начинал на снарядном заводе. Одном из крупнейших в стране – нижнетагильском. Отец будущего философа в военные годы отвечал на нем за металлургическую часть. Слыл отменным спецом. Хотя и – евреем. Антисемитизм давал о себе знать даже в литейном аду. Изредка, правда, затмеваемый достоинствами представителей гонимой нации. Рабочая молва награждала Моисея Гдальевича самыми невероятными мифами. Скажем, умением по запаху определять концентрацию углерода в плавке. Короче, вскоре отец будущего философа занял преподавательскую должность в МИСиС. Возможно я его и встречал в бытность мою студентом Института стали…

Пятигорский сочинял сложную прозу. Многим его романы не нравились. Даже – друзьям. Скажем комментариев к его эпохальной «Философии одного переулка» можно насчитать куда больше, нежели самих страниц этого спорного произведения. Что хотел сказать автор сказанным? Правдивы ли персонажи или нет? Если правдивы, то – насколько? Если выдуманы, то – в какой степени? Сотни вопросов к нескольку десятку станиц текста. Впрочем, не столько текста – сколько фиксированных вспышек мышления. Подчас – чужого. К тому же отрефлексированного десятки лет назад. А это уже – другая история: мышление о чьем-то мышлении или просто повесть о том, что видел. Короче, романы Пятигорского читать нелегко. Философию его постигать тоже непросто. Но – интересно. А это в философии, как учил Александр Моисеевич, главное: ИН-ТЕ-РЕС! Простая такая, незамысловатая формула. Другой, во всяком случае, в настоящей философии не существует…

Между светом и тьмой

(Академик Сергей Вавилов)

Всегда настораживало и даже смущало его фото. Этакий канонический образ – гладко причесанный на прямой пробор ухоженный господин в добротном костюме с галстуком и нелепыми диктаторскими усиками под носом. Смотрит на вас то ли с потаенной ухмылкой, то ли с неуловимым прищуром. Повод думать, что перед вами либо успешный биржевый магнат, либо секретарь ЦК по идеологии, либо оборотистый провинциальный бакалейщик. Ни то, ни другое, ни третье… Просто так, видимо, в сталинские времена представлялся идеальный образ руководителя социалистической науки: строгий чиновничьего вида человек, непременно в суконном костюме, с одной, лучше двумя медалями Сталинских премий, преданный, с опытом директорства, серьезный, умный, но ни в коем случае – не гений, то есть – без всяких там «эйнштейновских» штучек. Вот идеал президента Академии. Сергей Вавилов как мог пытался этот идеал воплотить в жизнь. Во всяком случае – внешне…

Более мучительного и трудного периода жизни для выдающегося физика, идеолога двух крупнейших научных учреждений сраны (ГОИ  – Государственного оптического института и ФИАНа – Физического института Академии Наук) Сергея Вавилова, нежели годы внешне блестящего президентства в послевоенной Академии Наук, трудно и сыскать. Неотложная надобность писать и редактировать статьи в духе «Ленин и физика», «Сталин и  физика» и проч., выступать с приветственными речами и здравицами на съездах и сессиях, выбивать земельный участки и фонды для строительства дач и квартир академикам, сооружать новые НИИ, выпрашивать для того денег в правительстве, добиваться высочайших аудиенций, вступать в почетные пионеры, перерезать ленты, слушать кляузы ученых друг на друга, скорбно внимать очередной антинаучной белиберде вроде лысенковщины и заносить по ночам в дневник проникнутые отчаянием строки о жизни, посвященной отныне не научным изысканиям, а борьбе с неуклюжестью, глупостью, обманом и лестью, о глубокой тоске по замученному в тюрьме старшему брату Николаю, о беспомощности в принципиальных вопросах совести, справедливости и чести, когда ты на службе у тех, кто с этими понятиями не знаком.

Почему в 1945-ом Сталин назначил президентом Академии именно Сергея Вавилова, брата «врага народа» (арестованного и погубленного в тюрьме академика Николая Вавилова), человека с явно непролетарским происхождением (отец – выбившийся в крупные торговцы текстилем и видный руководитель московской «Трехгорки», к тому сбежавший после революции за границу, правда, вернувшийся потом домой умирать) – о том ходят разные толки. Самый известный из них – вождь любил в подобном духе изгаляться над подчиненными. Дабы всегда держать их на коротком поводке.  И те чаще всего  не могли ему в этом удовольствии отказать.