Беседы о журналистике (второе издание) (с илл.)

Работа почтовых отделений предстала перед журналистом как на рентгеновском снимке. Его критическую публикацию было невозможно опровергнуть.

Операция «Зеленые глаза» исследовала работу таксомоторной службы в столице.

На вопрос, как работают теле- и радиоателье, попытались ответить с помощью операции под названием «Испорченный транзистор». А. Рубинов в сопровождении коллеги (свидетель!) в нескольких мастерских пытался «отремонтировать» «испорченный» транзистор со специально вынутой второстепенной деталью. Лишь в одной из них «диагноз» установили быстро и точно, взяли нормальную плату за микрополомку. В остальных, что называется, морочили голову. Почему? Что мешает добросовестной работе службы быта? Свои размышления журналист вынес на суд читателей. Они вызвали большое число заинтересованных откликов.

И все же такие приемы требуют весьма тщательной подготовки и точной «дозировки». Иначе возникают недопустимые «розыгрыши». Об одном таком случае рассказала «Литературная газета».

На советском туристском теплоходе произошло несчастье: в результате неосторожного обращения с кипятильником получил ожоги мальчик двенадцати лет. Капитан теплохода обратился по радио к команде с просьбой срочно дать свою кожу для пересадки. В судовую амбулаторию один за другим стали вбегать члены экипажа — матросы, боцман, девушки-повара… Скоро коридор амбулатории оказался переполненным, за дверьми собралось еще много людей, готовых отдать свою кожу пострадавшему ребенку.

— Так много не понадобится нам, товарищи, — обращается к добровольцам капитан, пристально глядя на собравшихся. — Поэтому вы уж простите… Я хочу вас также предупредить, что это будет очень болезненно, это очень больно, останутся шрамы на теле… Ну, пять-шесть человек, больше не нужно… Кто боится? Кто передумал?..

Из амбулатории, хотя у каждого есть такое право, никто не уходит.

— Что касается кожи, то мы ее здесь снять не сможем, то есть отделить… Для этого нужны специальные врачи, — еще раз испытывает капитан решимость собравшихся. — Все будет сделано в Батуми. «Скорая помощь» приедет за теми, кого мы отберем… Кто передумал?

По-прежнему никто не уходит. Напротив, в коридор амбулатории протискиваются новые люди.

Капитан (правда, отчего-то голос у него при всем при том довольно спокойный) предлагает остаться тем, кто прибежал первым. В числе первых оказался и старый боцман. Он тоже не хочет уходить.

— Пусть ему мой кусочек на память останется, — упрямится он.

— Куда ж ты лезешь? — по-свойски, как другу, говорит ему капитан. — У тебя же трое детей… (Как ни странно, лицо капитана в эту минуту скорее выражает радость, чем тревогу.) Куда ж ты лезешь? — в который раз спрашивает он боцмана, а тот все равно не уходит.

Ну а теперь пора сказать, что никакого несчастья на теплоходе на самом деле не случилось. Кинооператоры Киевской студии научно-популярных фильмов совместно с социальными психологами и руководством теплохода создавали фильм о способности советских людей отозваться на чужую беду и помочь пострадавшему. Для съемки был «спровоцирован» драматический момент.

Конечно, он дал «первоклассный» по точности и выразительности материал кинооператорам и социальным психологам, но этическая правомерность такого эксперимента очень сомнительна.

Довольно руководство корабля: проверка доказала высокий моральный дух плавсостава. Но не слишком ли высока нравственная цена за богатые информативные результаты? Не осталась ли в душах людей горечь от того, что их искренний порыв обернулся пустышкой?

Серьезные и ответственные вопросы. Их необходимо учитывать журналистам, когда — пусть с самыми благородными установками — они готовятся к «скрытым» способам сбора материала. Например, к съемке скрытой камерой.

Опытный тележурналист М. Голдовская рассказывает:

«Во время работы над фильмом „Юрий Завадский“ нам удалось снять выразительный, яркий эпизод, добавляющий ценные краски к образу Юрия Александровича: после репетиции он гневно и резко отчитывал молодого актера, который недостаточно серьезно отнесся к роли.

Актер по-настоящему переживал случившееся, выглядел жалким, пристыженным. Было очень заманчиво показать эту сцену. Мы долго сомневались, вставляли ее в картину и снова вынимали. Наконец сократили так, что в фонограмме не осталось фамилии и имени провинившегося артиста. Конечно, эпизод от этого проиграл, но иначе поступить мы не могли».

Утрируя, можно сказать, что приходится жертвовать профессиональной «выгодой» ради пользы нравственной — менее зримой, но более существенной, ради уважения к человеческому достоинству.

Так же твердо, как в медицине, действует в нашей журналистике профессиональная этическая заповедь «не навреди!». Лучше поступиться и затраченным временем, и авторским честолюбием, и даже служебным выговором, грозящим за неоперативность, чем вынести на публичное обозрение какие-то моменты, которые могут духовно травмировать человека.