Беседы об искусстве (сборник)

О! До чего жалко видеть, как с огромными издержками возводятся просторные особняки, ужасно напыщенные при всем своем комфорте и роскоши, и как гибнет подлинное величие!

Быть может, необходимо, чтобы солнца гасли?

Мы живем рядом с такими прекрасными вещами, а большинство из нас их не видит! Да и среди тех, кто видит, они убеждают и удерживают слишком немногих!

Наше незнание шедевров – это забвение нашей истины. Проникая в глаза, красота пробуждает сердце к любви, а без любви ничто не имеет ценности.

Но любви больше не учат.

Если понимание прекрасного – дело образования, просвещения, то как мы можем быть этого лишены, мы, современные люди, привилегированные из привилегированных? Разве не собраны в наших музеях Египет, Ассирия, Индия, Персия, Греция, Рим? На нашей земле величественные руины – готические, романские, и эти очаровательные чудеса, наши старинные дома, прекрасные своими пропорциями до Первой империи включительно, столь сурово элегантные в своем стиле былых времен, с этой красноречивой даже в своей сдержанности грацией, которая порой ограничивается простым поясным карнизом без резьбы?

Мы владеем всем этим, а наши архитекторы строят хоромины, которые вам хорошо известны. В скульптуре процветает слепок с натуры – раковая язва!

Ах! Пропорция! Синтез искусств! Неуловимое совершенство! Твоя истина проникает в нас медленно, внушая некоторое чувство благотворного ужаса, который очищает нас и возвышает. Но где ты сейчас? Художник, кажется, утратил даже понятие о твоем существовании с тех пор, как отказался возводить храм Божий и вознамерился построить храм человеческому тщеславию. И для этого нового храма он требует более ценных материалов, расточая их к тому же на невиданные доселе украшения. Но тщеславие выдает духовную нищету честолюбца. Слишком много лепнины в наших дворцах. Жилищу человека, как и ему самому, пристала умеренность.

Разве евреи не горды своей Библией, протестанты своей нравственностью, мусульмане своей мечетью? Разве не защищают они эти свидетельства своей веры, своей истории?

У нас нет такой верности, мы не защищаем свои соборы.

Да и что бы мы защищали в них? Наше невежество не позволяет нам видеть, насколько они великолепны, и почему, и как. А священники просят себе новых церквей у архитекторов наших мюзик-холлови заказывают статуи святых у торгашей.

Что сделали с кровоточащим сердцем былых толп, которые оставили нам в наследство эти хватающие за душу свидетельства их мук и гения? Вот истинные мощи. Что сделали с христианским Парфеноном? Он моложе, чем тот, другой, но более дряхл.

Неужели мы больше варвары, чем арабы? Они-то почитают памятники старины. То, что они делают из безразличия, разве вы не можете делать из чувства долга, потому что именно вам доверены готические монументы? – Но никто не осмеливается сказать: разве не можете вы делать это из любви и ради вашей же радости?

Я хочу сказать вам, каким добром вы гнушаетесь.

Они принадлежат всем; у каждого француза тут есть своя неотторжимая доля, как в глубине его души есть доля духовной жизни.

Вести народ к собору – значит вести его домой, в его дом, в оплот его силы. Страна не может погибнуть, пока стоят соборы. Это наши музы. Это наши матери.

Придите взгляните на то, что принадлежит вам, на то, что у вас отнимают. От этого еще остались великолепные обломки.

Потерянная вера, забытая красота.

Европа, словно старый усталый Титан, меняет позу и, следовательно, равновесие. Сможет ли она приноровиться к новым условиям или же потеряет равновесие вместо того, чтобы изменить его? Никто не знает. Несомненно, что современный человек, даже если ему не хватает вкуса, не лишен величия и мужества. Свидетели – авиаторы.

Воспоминание, которое уносишь из соборов, требует тишины, плодотворной тишины, где душа познает великое блаженство, праздник мысли. Обдумываешь совет, который природа дала нам через искусство. Ищешь закон.

Его нельзя определить точно. Мера, некоторый порядок – вот закон. А также вкус, мудрость, разумность, уместность. А также бессмертие – узы, связующие века с веками, человека с людьми его племени, различные края и наш дух с природой.

Но в этом согласном хоре веков XIX век с его искусством – диссонантная нота; остановка в их ходе. Учтет ли его будущее, вынося свой приговор? Плоский вплоть до людских характеров, он не знал глубины, одного из трех измерений. Не признавал одной из трех частей геометрии.

Вот увидите, какие прекрасные ратуши вам понастроят в провинциях, когда не останется больше замков времен Людовика XVI, в которых могут обосноваться муниципалитеты.

В великих творениях прошлого никогда сразу не понимают противопоставления планов. Но надо наконец уразуметь его, ибо именно из этого противопоставления проистекает равновесие и общий «склад». Однако этот секрет не известен архитекторам, которые затеяли реставрировать соборы, добавляя к ним пороки нашего времени. Так что в итоге они всегда перегружают здание, попусту утомляют его. Они не достигают того эффекта, который ищут, потому что не знают условий равновесия.