— Он бы встретил тебя отточенной сталью — глухо произнесла девушка — Слов извинений порой недостаточно, чтобы унять горькую обиду. Разумом он понимал, что ты ошибся. А вот ярость в сердце унять не мог. И то, что поселилось здесь в почернелой мокрой чаще… оно прекрасно поняло какое обещание надо пропеть вечно что-то бормочущему отшельнику, чтобы струны его души с готовностью зазвенели в ответ…. Но не тревожься, Рург. Я очистила затопленные тьмой мысленные подвалы его разума.
— Он… здоров?
— Пока что — да. Но здесь ему оставаться нельзя. Мы, сильги, говорим, что лучше жить вечной бродягой, чем жить где попало и с кем попало. Вечная дорога прочищает разум, успокаивает мысли, дарит новые встречи и уводит от старых обидчиков и неприятных душе мест. Нимроду пора пуститься в долгий путь, что приведет его домой.
— Ты слишком молода для столь мудрых речей.
— Ты тоже не слишком стар, но слишком уж рассудителен для палача.
— Было время подумать — пожал я плечами.
— Как и у меня — эхом отозвалась девушка и затихла.
Ночной лес вокруг нас болезненно постанывал, покряхтывал, надламывался и жадно чавкал невидимыми ртами. Мертвые листья, убитые скорее гнилью, чем широко шагающей осенью, липли к лицу и одежде, а под ногами беззвучно сминались и лопались змеящиеся длинные корни.
— Без факелов туда никак нельзя — прохрипел Нимрод Ворон, снимая крышку с зажатого в развилке дерева бочонка — Вот ведь оно как… а раньше туда было и без света хаживал, чтоб прогнать очередного глупого мальчишку, решившего доказать, что он не трус… Берите факелы. Берите каждый по два. Так оно спокойней будет…
Пещера встретила нас не зияющим темным зевом, чего я подспудно ожидал, а каменной кладкой, что заложила неровности входа, обрамляя деревянную дверь. К двери вела каменистая дорожка, что оказалась удивительно сухой в этом влажном и чавкающим грязью под ногами месте. Хрустнув мелкими камнями, что застряли в покрывшей подошвы моих сапог корке грязи, я с большой задумчивостью обвел взглядом то, чего уж точно никак не ожидал — дверь была подперта двумя толстыми бревнами, а внизу укреплена булыжниками. При свете запаленных факелов и масляной лампы, выхваченные из темноты укрепления вызывали странную тревожность.
Для чего все это?
Неужели стремящиеся доказать свою храбрость мальчишки могут навредить пещерным захоронениям? Или там внутри стало так опасно, что Нимрод Ворон приложил немалые усилия, дабы не допустить подобного?
Взглянув на напряженное лицо сильги, что повернулась боком к заложенному входу и держала ладонь на рукояти меча — я и не заметил, что она взяла его с собой, отвязав от седельной сумки — я вдруг осознал, что и бормочущий что-то Нимрод и Анутта боятся совсем иного. Если я глядел на могильную пещеру с недоумением и накопившейся за день усталостью, то они смотрели с великой настороженностью и… страхом.
И этот страх был мне очень хорошо знаком. С таким вот закаменелым выражением лица на меня смотрят забившиеся в угол смертники, когда я вхожу в их камеру, неся с собой свернутую красную веревку. И они смотрят так на меня по простой и веской причине — я несу с собой боль и смерть.
Оживший Нимрод, поставив звякнувшую лампу на мокрый каменный выступ, принялся откидывать камни и оттаскивать бревна, продолжая что-то сердито бормотать. Вроде как он ругал самого себя за трусость и малодушие, костеря последними словами и называя глупой трусливой овцой. Мы с сильгой остались стоять на месте — работы тут немного, и мы предпочли поднять факелы повыше, что явно принесло Нимроду облегчение. Наконец последний камень был отброшен и, немного помедлив, отшельник взялся за вырезанную из дерева ручку, набрал полную грудь воздуха…
— Теперь я вижу, что тебе нельзя туда, Нимрод Ворон — удивительно спокойный, звучный и чистый голос сильги заставил Нимрода застыть нельзя.
— По… почему же?
— Окажи милость своему израненному разуму… не входи боле внутрь этой пещеры — ответила ему девушка, отводя факел в сторону и с шелестящим звуком извлекая из ножен меч — Покинь Скотные Ямы Буллерейла и не возвращайся даже за забытой вещью, какой бы важной для тебя она ни была. Уходи прямо сейчас.
— Но…
— Не волнуйся за нас, друг мой — улыбнулась девушка и вновь она показалась мне гораздо старше своих лет — Но бойся за себя. Ты не чувствуешь, но охраняющий твой разум злой остервенелый пес слишком устал оборонять свои владения. Я поняла это лишь сейчас…
— Мне страшно — вдруг признался калека, проводя по лицу изуродованной рукой — Но я не настолько малодушен, чтобы оставить вас на пороге этого… проклятого места. А оно проклято! Поверьте!
— Я знаю — кивнула сильга — Знаю. И ты не малодушен, Нимрод. Ты изранен, но не видишь своих ран, что открылись зияющими дырами, как только ты взялся за ручку этой двери. Хватит же пререкаться. Ночь уже началась, а мы все устали. Скажи, как нам отыскать нужную могилу — и уходи.