Беседы палача и сильги

— Да уж — проворчал я, стоя на пороге и глядя на ползающие по мокрым каменным стенам разноцветные световые зайчики — Ну и поездочка у нас получилась… Признаюсь чистосердечно — подобного никак не ожидал. Думал, что мы преспокойно доберемся до Буллерейла, где и распрощаемся навеки, успев обогатить друг друга несколькими рассказанными по пути бывальщинами. А тут такое…

— Ты не рад? — поинтересовалась сильга, выпрямляясь и делая шаг ко мне. Она протянула руку, я взял ее факел и удивленно моргнул, когда она провела освободившейся рукой по клинку от гарды к наконечнику, одновременно с этим нажимая большим пальцем другой руки на рукоять. Что-то тихо зашипело, скользящая по клинку ладонь сильги намокла, по металлу заскользили частые красноватые капли.

— Что это?

— Особое средство — пожала плечами девушка и потянулась мокрой рукой к моему лицу.

Я невольно отступил на шаг, насторожено взглянул на ее мокрые пальцы.

— Для чего? И как эта жидкость вышла из рукояти?

— В рукояти меча скрывается механизм, придуманный нашими сестрами многие века назад — спокойно пояснила Анутта — Он разбрызгивает на клинок тинлросу.

— Яд?

— Яд. Но не для нас. И ты уже пробовал тинлросу и не раз, если ел в детстве красные фруктовые леденцы. Правда там ее совсем мало, а на моих пальцах ее побольше. Чуть присядь и запрокинь голову, палач. И позволь мне закапать тинлросу тебе в глаза. Я бы воспользовалась бутылочкой, но она осталась в седельной сумке.

Я медлил и зеленые глаза сильги сверкнули злостью:

— Или уходи, палач! Я чувствую зло в этом склепе и не могу слишком долго медлить на пороге. Решай! Остаешься или уходишь?

Не знаю как, но я понял, что если сейчас развернусь и вернусь к лошадям, то это будет последний вечер, что мы проведем месте. К полуночи мы доберемся до Буллерейла и там расстанемся навсегда — как я и планировал с самого начала. К чему мне путешествовать с бродячей тощей зеленоглазой кошкой?

Тяжело вздохнув, я опустился на одно колено и запрокинул голову. Над моим лицом нависла рука, тонкие пальцы вздрогнули, с их кончиков сорвались тяжелые капли, и я заморгал, ощущая, как по глазам растекается что-то льдистое и не слишком приятное. Проморгавшись, я поднялся и изумленно вытаращился на ладони Анутты, что умело закапывала себе глаза. На каждом пальце ее рук и на запястьях появились отчетливо видимые даже в сумраке зеленоватые рисунки. Тонкие замысловато переплетенные нити, что смешивались в странные клубки и сливались на запястьях в два цветочных бутона, одновременно напоминающих искусно нарисованные солнца с толстыми угловатыми лучами. От солнц тянулись пучки нитей, что уходили куда-то к локтям, скрываясь под рукавами кожаной куртки.

— Что за…

— Тинлроса позволяет увидеть кое-что из запретного — тихо молвила сильга, часто моргая. По ее щекам скатились красноватые слезинки — По-настоящему страшного и сильного не увидеть, а вот всякую мелочь разглядеть можно. Возьми вот это… — она нащупала что-то за спиной и вложила мне в руку рукоять небольшого ножа.

— Я про твои руки…

— Плетения сильги… их накалывают начиная с первого дня после прибытия послушницы в обитель… Рург… послушай…

Заглянув в ее серьезные глаза, я медленно кивнул, видя ее убийственную серьезность.

— Я вижу, что и тебя проняло увиденное. Но вижу и легкомыслие… неверие…

— Трудно поверить в небывальщину.

— Понимаю… но коли ты не отнесешься со всей серьезностью…

— Поверь мне, сильга Анутта — я мало к чему отношусь с легкомыслием. Я палач.

— Хорошо… тинлороса не будет действовать долго, поэтому медлить нельзя. Я вхожу первой. Ты идешь за мной и держишь поднятый факел. Справишься?

— Звучит несложно.

— Факел должен оставаться поднятым и горящим, Рург.

— Звучит несложно — повторил я, бросив взгляд на дымный источник света.

— Нет времени пояснять, но я отвечу на твои вопросы позже — если ты захочешь спрашивать.

— Я готов.

Вглядевшись мне в глаза, девушка кивнула и, выставив перед собой меч:

— Открой же дверь, палач Рург. Мы входим…