Беседы палача и сильги

Толкнув ее в сторону, я рубанул ножом почти наугад, держа в памяти то место, где только что увидел метнувшуюся к нам дымную когтистую лапу, выросшую из темноты. Уколы в ушах… боль в переносице… лезвие опять у глаз и я вижу как распадается клочками дыма одна лапа, но из тьмы пещеры уже тянется вторая. Ее встретил меч рванувшейся вперед девчонки. Два быстрых взмаха, по стенам пробежались световые цветные пятна… дикая по силе колота в ушах и я, схватив сильгу за ворот куртки, рванул на себя, поднял, прижал к боку и прыжками понесся к двери, куда я только что швырнул пылающий факел.

— Стой! Рург!

Не обратив внимания, я пригнулся, продолжая глядеть сквозь прозрачное лезвие и с ужасом увидел как в дверь перед нами уперлось сразу две дымные черные лапы, что на глазах утолщались, сливались вместе, а дверь начала закрываться. Чуть повернувшись, дернув вперед продолжающую что-то кричать мне в ухо сильгу, я дал ей увидеть происходящее и это мгновенно оборвало ее крик ярости. Поджав ноги, чтобы не мешать мне, она перехватила меч обеими руками и ударила, перерубая толстую мохнатую лапу. Закричав от вспыхнувшей в ушах боли, выплевывая ругательства, я ударом ноги заставил дверь открыться и вывалился в ночь. Оказавшись снаружи, я не остановился. Я продолжил бежать по каменистой тропе, что едва-едва различалась. И бежал до тех пор, пока не споткнулся и мы оба не рухнули в грязь. Перевернувшись, перевалив на себя придавленную Анутту, я выругался еще разок и почувствовал — полегчало…

— Что ты наделал, палач?! Струсил?! — крикнула лежащая на мне девчонка и ударила меня кулаком в грудь — Мы почти…

— Твоя щека. Левая — отозвался я, с хрипом поднимаясь.

— Щека? — она коснулась щеки и замерла. Мне на плащ упало несколько тяжелых темных капель.

— Он ударил сверху — пояснил я — Ударил быстро. Очень быстро.

— Это когда ты…

— Когда я рванул тебя на себя. Но даже это не уберегло тебя… Проклятье! Что там такое?! Я ведь видел!

— Кхтун… старый матерый кхтун… и он ранил меня… нам надо быстрее к лошадям.

— Он погонится за нами?

— Нет… возможно… сразу ему не уйти — надо стянуть свои плетения, вобрать в себя. Они часть его. Но где-то в этой больной чаще найдутся его темные дымные тропинки…

Когда надо, решения я мог принимать быстро. Вскочив, подхватил сильгу, поставил на ноги и, с трудом разжав намертво стиснутый кулак с тем позабытым и едва тлеющим факелом, перехватив его поудобней и что есть сил начал раздувать едва заметные огоньки, в то время как мы шагали по тропе, спотыкаясь о змеящиеся корни.

— Мой нож?

— Я не потерял. Что это такое?

— Дымный хрусталь. Очень редко встречается в гнездах обычного горного хрусталя — шагающая передо мной сильга пошатывалась, все время прижимая ладонь к щеке.

— Я пока оставлю у себя?

— Пригляди за ним. И за моим мечом… Какой же он сильный… какой злой…

— Погоди… а ты… — шагнув вперед, я успех подхватить упавшую сильгу на руку, чуть не проткнув ей бок ее же ножом.

— Проклятье! — рявкнул я, вскидывая обмякшую девушку на руки и устремляясь вперед по поднимающейся тропе…

— К лошадям… — ее голос показался мне не слабым, а скорее… пьяным… да и бессильно мотающаяся голова, глухое утробное икание… мне на миг почудилось, что нам все это пригрезилось и на самом-то деле мы только недавно покинули деревенский трактир, где вусмерть упились дешевым молодым вином.

Отогнав от себя безумную мысль, я необдуманно ускорил шаг и… опять упал, тяжело придавив собой девушку. Локти я подставить успел, но удар это смягчило мало. Поднявшись — даже не чувствуя веса ноши — я продолжил подниматься, стараясь поднимать ноги выше.

«Но где-то в этой больной чаще найдутся его темные дымные тропинки…»… Так ведь она сказала?

Оглядевшись, я не увидел ровным счетом ничего кроме замерших в темноте кривых и мокрых деревьев с отслаивающейся корой. Где могут висеть эти страшные дымные веревки, что быстро превращаются в когтистые лапы?

Погоди, Рург… а где бы проложил свои тропы ты, будь ты кхтуном обитающим в сыром пещерном могильнике посреди умирающего леса?

Светлая Лосса… да мне-то откуда знать? Я ведь не по чащам темным брожу. Я хожу по дорогам и тропам…

Дорогам и тропам…

Подкинув обмякшее тело что-то невнятно бормочущей сильги, я, не сбавляя шага, взмахнув пылающим факелом, обрушил его удар на покрытую темной слизью удивительно большую паутину, обрывая ее и тут же устремляясь в открывшееся пространство. Под сапогами заскрежетали камни, зачавкала грязь, но я удержался и продолжил уходить от каменистой старой тропы, одновременно поднимаясь по склону.

По тропам и дорогам ходят люди — а ведь на них и охотится кхтун. Как андорманская рысь держится звериных троп, устраивая засады на нависающих над ними ветвях, чтобы обрушиться на ни о чем не подозревающего оленя, пришедшего на водопой, так и кхтун должен держаться поблизости от дорог…

И раз так — то и свои невидимые нити-тропки он должен был проложить не посреди нехоженых дебрей, а рядом с единственной обихоженной тропой! Хищник крадется там, где бродит его добыча…