Беседы палача и сильги

— Ты кричала про глаза… — вспомнил я.

— Шанора называют ловцом чужих взглядов. Стоит ему поймать глазами и ненадолго удержать твой взгляд… этого достаточно, чтобы тмеллы знали куда лететь и кого жалить. Они жадны до крови.

— Такой красивый… — выдохнул я, вытягиваясь на одеяле — И такой мерзкий…

— Главное мы живы. Все живы… Полежи спокойно, Рург. Я должна заняться твоими ранами.

— Расскажи о шаноре — попросил я, прикрывая глаза.

— Полежи спокойно!

— Прошу… расскажи…

— Позже — воспротивилась сильга — Позже. Все равно тебя сейчас сморит. Ведь кровь шанора тоже ядовита… а я не уверена сколько ее можно было тебе испить… Уже вижу черный румянец на твоих щеках…

— Проклятье…

— Спи, Рург… спи…

Часть вторая. Глава шестая.

Глава шестая.

Проснувшись, еще не открыв глаза, первое что я почувствовал так это голодный холод. Одно из самых ненавидимых мной ощущений. А теперь ко всему этому еще добавилась ноющая боль.

Любому зимнему путешественнику, идет он пешим или же покачивается в седле, и без того приходится несладко. Особенно его злая зима вдруг решит усилить свою убийственную стужу. Но даже мороз можно преодолеть, когда живот полон сытной доброй едой. А вот если ты проголодался, а седельная сумка с припасами пуста… тогда начинается голодный холод, что сначала обжигает и колотит как снаружи так и изнутри, тычет тебе под и без того подламывающиеся колени, толкает в спину на спусках, а затем, коли ты не сдаешься, начнет нашептывать в побелевшие от мороза уши — остановись ненадолго, привались во к тому дереву, соберись с силами… И коли прислушаешься к сему шепотку… то найдут твое мертвое тело лишь с приходом тепла, когда растает снег и подсохшими тропами вновь двинутся люди. Я уже сталкивался с подобным… Мне приходилось и самому преодолевать такое и находить тех, кому преодолеть не удалось, и они сдались, навеки скрючившись под еловыми стволами. Наученный горьким опытом с тех пор всегда вожу в собой солидный запас съестного. Вот только в этот раз та седельная сумка осталась в доме старого Часира…

Да уж… насколько бы великой ни была усвоенная жизненная мудрость, однажды все найдется причина не следовать ей… и сразу же придется пожалеть о столь глупом поступке. Я бы не отказался сейчас похрустеть подсоленным ржаным сухарем…

Выдохнув, стиснув зубы, с силой прижав язык к зубам — дабы не возопить позорно в случае чего — я медленно и осторожно шевельнул рукой. Боль тут же усилилась и… снова успокоилась. Она как бы предупреждала — не играй со мной, глупец. Лежи смирно, коли не хочешь познать моего гнева… Но я смирно лежать не стал. Шевельнулся еще раз, оперся о локти и ме-е-е-едленно начал садиться. Задумка удалась, а боль осталась терпимой. Здоровой рукой придержав укутывающий меня плащ, я неспешно огляделся, в то время как рука искала оружие и не находила. Накатило недовольство, но тут пальцы наткнулись на рукоять меча, а следом и на убранный в ножны кинжал.

Умна… она умна и опытна несмотря на молодость. В ее годы я был побеспечней и поглупей, хотя не стану в сем признаваться.

И она… где?

Ведя головой, я по очереди углядел сначала порознь привязанных к валунам лошадей, что жадно поедали брошенные перед ними охапочки синеватой диковинной травы. Чуть поодаль, под одеялом и плащом, лежали три прижавшиеся друг к другу тела. Лиц я не видел, но вспомнив недавнее, решил, что это, как и я познавшие яд шанура молодые горцы. Как же быстро все случилось… если бы не сильга с ее знаниями…

Сама Анутта, закутанная в плащ и одеяло, сидя клевала носом рядом со спящими.

А где же Часир?

Я не сразу разглядел крохотную черную фигурку на белом склоне внизу. Обходя камни, Часир то и дело нагибался, тыкал и рыл посохом, что-то с силой выдергивал. Ясно. Вот откуда те жалкие на вид, но столь необходимые охапки травы. В здешних местах даже привычные к холоду лошади быстро обессилят без еды. А им еще нести нас через мост и дальше… или мы уже по ту сторону пробитого рекой Жамгр ущелья?

Голодная река… и меня терзает волчий голод. Быть может, те горские сказки не выдумка? И вечный голод Жамгра передался и мне?

Подобрав ноги, я поднялся. Ноги слушались. Опять усевшись, я убрал кинжал за пояс, подобрал меч и снова поднялся. Глаза скользнули по светлеющему небу. Похоже, мы переночевали и сейчас раннее утро. Принюхавшись к всколыхнутому порывом ветра плащу, я недоуменно моргнул — от него исходил чужой запах. Легкий аромат цветов, хвои и еще чего-то травяного… и я знал, кому принадлежит этот запах… но почему он исходит от изнанки прикрывавшего меня ночью плаща?

Сделав первый неуверенный шаг, я взбодрился успехом и двинулся дальше. Снег громко хрустел под сапогами. Сильга вздрогнула, но не пробудилась. Решила, что вернулся Часир.

— Как все плохо? — мягко и тихо спросил я еще издали, чтобы не напугать.

Не помогло…

— Ох! — подскочив, сильга не удержала равновесия и упала на бок. Завозив руками под плащом, попыталась что-то нащупать, не преуспела, перевалилась на спину и… очнувшись, открыла глаза и уставилась на меня перепуганными сонными глазищами.