– Ладно, ладно. Уже понял.
– А вот сейчас мы увидим, понял или нет. Скажи мне: что такое смерть?
– Ну, это как бы конец.
– Конец чего?
– Вообще-то, жизни.
– Ну, вот, так я и думал. Для вас основной смысл, связанный со смертью – это
– Я весь внимание.
Ангел натянул шляпу.
–
– А что же тогда есть? Вот был человек – и нет его! Что же с ним произошло?
– Согласен: в прежней
– Так что же происходит при том, что называется смертью?
– Происходит целый ряд вещей, истинных и иллюзорных.
– Иллюзорных?
– Конечно. В каком-то смысле смерть – это большая иллюзия, ведь вам только
– Уходит?
– Да, или
– Пусть так. Ты сказал, что основные изменения происходят с материальным телом. А как насчет разума и духа?
– Разум получает новый субстрат и продолжает действовать, в принципе, как и раньше: думать, чувствовать, помнить, мечтать, любить, поклоняться. А дух – тот вообще не изменяется, потому что ему никакие субстраты не нужны.
– Но почему же прикосновение к смерти приводит к таким переживаниям? Горючие слезы, крушение надежд и планов – мало кто воспринимает смерть как-то иначе.
– Верно, потому что в основе этих переживаний лежит эгоистическое начало.
– Эгоистическое?
– Конечно. Вам жалко
Билл посмотрел на меня хитрым взглядом, и я вспомнил свои «домашние задания», связанные с написанием некролога.
– Но это не всё, – продолжал ангел. – Тут, как всегда у людей, не обходится без мошенничества. А вернее, без великого мошенника – страха.
– Почему – мошенника?
– Потому, что он заставляет принимать фантомы за реальность. Потому что парализует волю, навязывая вместо этого свои решения. Потому что коварно использует то самое свойство разума, о котором мы уже говорили: усиливать доминантное состояние. У тебя появляется сомнение – страх превращает его в беспокойство, возникает беспокойство – страх превращает его в панику. Страх специализируется только на негативных амплификациях.
– А попроще?
– На усилении негативных мыслей и эмоций. Потому что иначе он лишится своей пищи, ведь если беспокойство оставить без внимания, оно просто исчезнет: за редкими исключениями, реальных причин для беспокойства просто нет.
– Как же это – нет? Предположим, ты идешь по краю пропасти, ступая по скользкому уступу – как же тут можно не «беспокоиться», мягко говоря?
– Ну, положим, мы по краю пропасти вообще не ходим – мы через нее перелетаем, – ответил Билл и засмеялся своим беззвучным смехом.
– Да и мы бы не прочь перелететь, да вот как-то пока не получается.
– Дружище, я открою тебе большой секрет: прямохождение – это вынужденное и относительно короткое прекращение нормального состояния, которое есть – состояние полета. С крыльями или без – это уже неважно. А важно то, что, восстановив способность летать, ты навсегда избавляешься от страха.
– Ну, так это еще когда будет – даже если верить в то продолжение, на которое ты намекаешь.
– Когда это будет, никто не знает.
– Да, знать наверняка это невозможно, но можно исходить из суммы принятых на сегодняшний день решений и на их основании с большей или меньшей точностью строить
– Естественен, но только для твоего животного начала. Это оно, животное, пытается во что бы то ни стало сохраниться. И хотя оно действует при этом через свой наиболее развитый орган – мозг – это ничего не меняет.
Билл вскочил и, заложив руки за спину, принялся расхаживать перед скамейкой, как профессор перед лекционной аудиторией.
– Прискорбно то, что страх формирует целый пласт в эмоциональной жизни человека, определяя порой всё его поведение и отражаясь в каждом поступке. И этот страх называется
– Это ты про Ад?
– В том числе.
– Но как же понять: где запугивания, а где предупреждения о реальных опасностях, к какому бы плану жизни они ни относились?