Беседы с Ли Куан Ю. Гражданин Сингапур, или Как создают нации

Я отваживаюсь еще на одну, последнюю попытку. Пытаюсь объяснить, что в своей книге я хотел бы достучаться до людей, которые не имеют представления о свершившихся переменах, о том, кто же на самом деле ЛКЮ. Вот завершение моего монолога: «Я хочу рассказать о том ЛКЮ, который скрыт за внешним обликом. У меня нет цели повествовать сингапурцам о вашем величии, я не обращаюсь с этим ни к малайцам, ни к кому-нибудь другому из данного региона».

Ли мучительно закашлялся (а он ведь никогда не курил) и попытался меня перебить, но я решительно довожу свою мысль до конца словами: «Если книга получится такой, как я хочу, она поможет американцам, которые искренне хотят понять ваши цели. Смотрите – народ в Сингапуре не сомневается в ваших заслугах, но…»

Он прерывает мои рассуждения протестующим жестом. Вернувшись к моей ремарке о том, что сингапурцы его хорошо знают, он сбивает меня с ног такими словами: «Это они только думают, что поняли меня, но им знаком лишь мой внешний, публичный образ».

Похоже, теперь мы добрались до сути.

Отцу виднее

ЛКЮ родился и вырос на этом острове, выбираясь с него только на годы обучения в Европе и на годы странствий по всему миру. Шесть с лишним десятилетий он оставался в центре всей островной общественной жизни. И при этом уверен, что даже земляки его по-настоящему не знают, не говоря уже об иностранцах. Ничего себе!

Может быть, за той готовностью, с которой он согласился на это интервью, стоит именно желание раскрыть душу чуть пошире, чем он позволял себе раньше? Его пресс-секретарь мадам Йен Йун Йин (или ЙЙ, как к ней иногда обращаются близкие люди) говорит, что это беспрецедентный случай, чтобы министр-наставник выделил так много времени на беседу с американским журналистом.

Внешний облик ЛКЮ, этого этнического китайца, чей сингапурский патриотизм (легший в основу всей политической карьеры) зародился в пламени войны и ужасающей японской оккупации, чьи правительства бессменно десятилетиями управляли островом с пятимиллионным населением и чьи честолюбивые цели были реализованы с невиданным блеском, – неужели его облик может оказаться лишь вывеской, за которой кроется нечто другое?

Так кем же считает себя он сам?

Он понимает, что в глазах окружающих он иной раз выглядит отчужденным, неприступным, а то и страшноватым.

С невинным видом я спросил: «Насколько вас это обидит, если, рисуя ваш портрет, я не добавлю к нему такие штрихи, как непринужденное, беззаботное веселье?»

Он жестом отверг мою шпильку и чуть неуверенно сказал: «Конечно, я не назову себя беззаботным весельчаком, но и я не всегда сохраняю полную серьезность. Человеку просто необходимо иной раз и посмеяться, увидеть жизнь, да и себя самого с забавной стороны».

Сомневаюсь, что многие из сингапурцев когда-нибудь видели его с забавной стороны. Может быть, именно это он и имел в виду, когда говорил, что народу известен только его внешний облик?

Это неудивительно. Сингапур нередко называют «государством-нянькой». Правительство будит вас по утрам, присматривает за вами в течение дня, а с приходом ночи укладывает спать. Однако совсем не обязательно это будут удушающие любовные объятия, в которых уже не остается места для беззаботного веселья.

Впрочем, все равно этот образ «государства-няньки» должен как-то задевать наше мужское достоинство. Следуя «духу дарвинизма», Сингапур делает упор на дисциплину и усердный труд. И над всем этим должен стоять ЛКЮ, всеобщий и наивысший «крестный отец». На мой-то взгляд, этому государству больше подошло бы название «отцовский дом». Все это напоминает мне древнее американское телешоу (его крутили несколько десятилетий назад) под названием «Отцу виднее».

Передача была очень популярна. Суть ее состояла в том, что отцам действительно всегда виднее – даже если вся семья посмеивается у них за спиной. Многие американцы смотрели это шоу почти что с религиозным восторгом. Это было еще до того, как феминисты протоптали дорожку в американскую культуру, до того, как взлетела до небес статистика разводов, до того, как гомосексуальные браки стали проблемой национальной политики, и задолго до эпидемии СПИДа.

Мой собственный, давно уже почивший отец по крайней мере в одном был похож на ЛКЮ – он был неколебимо уверен, что он, как отец семейства, прав всегда и во всем. Сейчас мне уже трудно вспомнить, когда я наконец научился мирно сосуществовать с сильными авторитарными фигурами, которые всегда абсолютно уверены в себе. Может быть, это как-то связано с моими детскими проблемами, когда приходилось жить бок о бок с родным отцом. А это было (прости меня, Господи!) отнюдь не просто.