Беседы с Vеликими

Еще совсем немного осталось досказать про главное. Внука Лешу, оставшегося от Бориной дочки, совсем уж было увезли в эмиграцию – его отец с новой женой, ее родителями, ребенком от предыдущего брака оформили документы в Калифорнию, – но Леша наотрез отказался ехать! Он остался. Но и его отец тоже остался! Вся та семья уехала, а ребята остались. Заметим, что Борю это и не удивляет. Еще более странно, что никого не удивляет такая Борина фраза: «Когда Боречка опрокинется, вы его еще вспомните». Пожалуйста, вот вам нормальное пророчество во всей чистоте этого древнего жанра… Вступление закончено. Теперь я коротко передам содержание наших с Борей бесед, которые мы вели в Одессе большей частью трезво, но иногда с парой рюмок местного коньяка…

Дочь

– И тут это несчастье произошло: заболела Ирочка, – начинает он про самое главное в своей жизни, про то, что ее изменило неузнаваемо, что сделало другим этого прежде обычного пожилого человека, который потихоньку трудится в провинциальной спортивной школе…

Там мы и сидим в его кабинете. Как он про это рассказывает, с каким лицом? Это важно, и потому я наблюдаю. Лицо у него, как обычно, без пафоса, спокойное, не равнодушное, но ровное; в этом сила и как бы знание того, что будет. Хотя почему я сказал – «как бы»? Он точно знает, как и всякий пророк, как он будет себя вести во всех жизненных случаях, что б ни случилось. Потому что знает свою силу. Она больше, чем он сам, и важней, чем он. При такой силе нет смысла прятаться и заниматься таким глупым делом, как, к примеру, жалеть себя. Поэтому ничем его не удивишь. А мы, простые люди, своего будущего не знаем – в отличие от тех же пророков. Он продолжает: – Да, рак уже был диагностирован. Уже все было понятно… Она в курсе была, это вообще была история совершенно дикая… Она сказала мне тогда: «Что ж ты выбираешь самых сильных и им помогаешь, делаешь из них чемпионов? А больные, слабые не нужны никому. Помоги им!» Ты в курсе всего этого, да?

Я киваю, я много про это читал и слышал. Боря продолжает: – Вот она меня и подтолкнула к этому строительству. Она мне дала эту идею еще за два года до того, как уйти из жизни. Она уверена была, что ЭТО – Чернобыль, что ЭТО привезено из тех краев, фрукты какие-нибудь – или здесь осело что-то, пыль оттуда или дождь; все могло быть. Главное – что не было диагностики. Она умерла только потому, что в городе не было томографа! Да что в городе – в стране не было тогда ни одного томографа! Сейчас в стране они есть, но в городе по-прежнему нет ни одного. Но будет. У нас для него подготовлено помещение, полностью. Но томограф стоит миллион долларов. Нету у меня миллиона…

Она еще жива была, когда горисполком дал землю под строительство. Там дома стояли аварийные – их снесли, когда ее уже не было. Когда Ирочки не стало, в феврале 92-го, то ее отпевали в один день в мечети, в синагоге, в православном храме – везде отпевали.

Да, это она дала мне импульс. Потому что, скажу откровенно, мы с ней были такие друзья… Ну, мы все гордимся своими детьми, но Ирочка была предмет моей огромной гордости! Потому что это был действительно очень красивый человек, человечище огромный, просто не передать… Я очень долго могу рассказывать о ней… И вот она мне сказала – про слабых, которым никто не помогает, и оставила меня по эту сторону жизни. Я бы ни за что не выдержал разлуки, мне совершенно не в радость была бы ни работа, ни сама жизнь. Но она мне оставила это… Ирочка моя сказала – и для меня это все.

Она так меня радовала! Училась хорошо в школе. Она должна была поступить в университет, ее школа посылала, у нее был идеальный французский. Но ее не приняли, ей сказали, что ее не примут, потому что всего пять процентов евреев должно было поступить, а пять процентов уже набрали. И ей довелось это услышать! Такое услышать девушке! Тогда она пошла в Ломоносовский институт, на факультет виноделия, надеясь на то, что французский там еще понадобится. И таки понадобился! В пароходстве не хватало хороших переводчиков, она пошла туда… Мы не сомневались, что ей не откроют визу – по причине ее происхождения, по пятой. Но визу ей открыли, она перевелась на заочное и пошла плавать переводчицей. Отдельный рассказ о том, как в институте ей долго не хотели давать характеристику-рекомендацию для работы на судах, мотивы были простые: «Будете ездить по заграницам, пока наши студенты копают картошку?» Но она стала плавать… Благодаря ей я очень много сделал в школе, потому что она нас кормила и одевала тоже. Я всю свою зарплату тратил на рабочих, чтоб здесь все отремонтировать и перестроить…

Вот Ирочка приходит из своего первого рейса и привозит мне два галстука. Жена у нее спрашивает: «Сколько это стоит?» Она сказала, что всю зарплату потратила на эти два галстука. Моя говорит: «Ирочка, ты так тяжело работаешь, ты купила папе два галстука, а на эти деньги можно было купить 80 мотков мохера». На что Ирочка сказала: «Мамочка, я прикинула, у папы на груди 80 мотков мохера не поместятся, поэтому я выбрала галстуки».