– И в шахматы. В которые все время выигрывал у директора школы. Кстати, сыграть вничью с гроссмейстером для меня всегда было приятней секса с девушкой. Директор любил меня – и за это меня не любили многие преподаватели. И вот папа уехал… Он мне присылал деньги. На них мы с товарищами выпивали, закусывали и играли в преферанс; ничего особенного. И тут приезжает папа. Хотя я был уже не школьник, а второкурсник машиностроительного (станки и инструменты), папу смутило, что он не смог зайти на кухню: все было уставлено пустыми бутылками. Ему это не понравилось, и он сдал квартиру государству. «А где же я буду жить?» – спросил я. «Как все – в общежитии», – просто и прямо ответил он. Он решил сделать из меня человека. Он вообще был настолько честен, что это мешало нам с мамой жить. В то время были всякие распределители с продуктами, для функционеров – он никогда этим не пользовался. У нас все было, но благодаря маме – она же врач. А папино мировоззрение я никогда не разделял. Все пользуются благами, а папа нет! Мама его заставляла пойти в распределитель, чтоб он себе взял финский костюм. А он говорил, что ему ничего не надо: «Живем хорошо, все есть». Он был в этом плане скромный человек, не в меня. Он не знал, что такое Kiton и Berluti, – он ничего не знал…
Папа умер в 62 года. Он тогда очень хорошо выглядел – лучше, чем я сейчас, в 50. Он не пил. Не курил. Взяток не брал. Льготами не пользовался. Что за жизнь? Я у мамы после спрашивал: «А у папы были девушки какие-нибудь? Любовницы? Ты его заставала с ними?» Она ответила: «Информацией не владею». Странно все это… Думаю, воспитывали в сталинские времена так, что люди вели себя прилично и во многом себе отказывали. Я вот отбиваюсь сейчас за папу. Хотя, думаю, у папы все было, но он был закамуфлированный. У них все время были скандалы с мамой – я ж не знаю, из-за чего. Но можно же догадываться.
Он хотел, чтобы и я жил так же – как все. Ну почему?!
– Ты был вне себя, когда он забрал у тебя квартиру?
– Нет, я и в общаге нормально устроился, тут же нашлись друзья-алкоголики, все нормально было. Правда, скоро меня выгнали из института – я ведь на занятия не ходил. Я поступил в другой – в Киеве. Меня и оттуда отчислили. Тогда папа сказал – пора тебе заняться делом! И отправил меня работать на завод, токарем. В цеху я был в авторитете, потому что хорошо играл в шахматы. Потом я поступил (хорошо сказано. –
– А папу ты не просил, чтоб он тебя отмазал от армии?
– Это нереально было. Так что на армию я смотрел как на неизбежность. Понятно было, что служить придется, этого я изменить не мог. Я мог влиять только на географию – и вместо положенного мне Афгана поехал в Киев; решил не рисковать.
В армии я был художником-оформителем, хотя рисовать не умел. Но поскольку я нашел правильного мальчика, который неплохо рисовал, то вскоре был награжден грамотой ЦК ВЛКСМ – как лучший художник Киевского военного округа. Поскольку я с детства мечтал стать разведчиком и к тому же, честно говоря, хотелось поскорей уехать из армии, договорился с особистом, что меня отправят в училище КГБ. Но вместо училища я пошел в Университет дружбы народов имени Лумумбы, на журфак – поскольку товарищи уверяли, что я прекрасный рассказчик.
– Однако мы отвлеклись. Учусь я, значит, в УДН… На первом курсе я влюбился в свою жену Наташу, которая была самой красивой девушкой в университете. Я украл ее у мамы через окно. Она меня так любила, что с мамой до сих пор не общается. Меня как человека малообразованного тянуло к женщинам высокообразованным, а жена у меня кандидат наук по физколлоидной химии. Я любил на пьянках громко спрашивать название ее курсовой – она говорила, и никто ничего не понимал. Было приятно, конечно. В университете я был настолько популярен, что полгода пробыл замом секретаря комсомольской организации, при том что никогда политикой не интересовался – я вне политики. Я бы отказался быть президентом России, по складу характера это не мое.
– Да и работа скучноватая. Однообразная.
– Хотя если бы я согласился, то, конечно, хуже б России не сделал. Наверно, я б много полезного сделал. Окружил бы себя нормальными специалистами, и все было б в порядке.
Сам-то я высшего образования не получил. Вышло так: мы с товарищем поехали в комок на Фрунзенской продавать магнитофон. Там очередь, мы продали с рук, и сразу к нам подошли люди в гражданке: оказалось, что мы нарушили правила торговли в общественном месте. Они написали бумагу в университет, и меня отчислили – «за недостойное поведение, не соответствующее званию советского студента в интернациональном коллективе», что-то в этом роде. Я учился хорошо, но из-за магнитофона меня отчислили.
– Так ты был в первых рядах строителей рыночной экономики!