Беседы с Vеликими

– Я просто после выходных не хочу. В выходные был на охоте и много пил. А пост создает общественную атмосферу, в которой легче не пить и мало есть. Когда ты просто приходишь куда-то и не ешь, не пьешь, на тебя смотрят как на идиота. А так – сидишь с умным видом, съел чего-нибудь легкого, и все говорят – о, пост соблюдает…

Когда-то он из академической среды ушел в правительство (был министром у Гайдара), а оттуда в большой бизнес. Сгинули, пропали, ушли на обочину, в изгнание – из московских профессорских семей, из науки, из бизнеса – многие люди, которые тогда были позаметней и повлиятельней Авена. Они – были. А он и сейчас цел, жив, здоров и не утратил ни темпа, ни вкуса к жизни. Ему везет. И все, что ли? Вроде нет. Еще у него есть цитата из него самого – «готовность рисковать и брать ответственность плюс умение быстро соображать, решать… Контактность, вероятно». Но, скромно поясняет он, «это вытекает из предыдущего», то бишь из везения. Авен говорит очень быстро. Эта быстрота становится особенно явной, когда прослушиваешь кассету с записью беседы. Там, где я долго и путано объяснял, чего хочу от него услышать, он вставлял нетерпеливые, но вежливые реплики, показывая, что давно все понял и хочет ответить поскорей, чтоб не терять времени. Так отличник в классе знает ответ быстрей всех…

– Я был бы последним самодовольным дураком, если бы выводил свой успех только из личных исключительных добродетелей, – говорит о себе Петр Авен. – В жизни всегда есть место везению. Нас всегда учили, что подвигу, а оказалось, что везению – тоже.

– Да, повезло тебе. А если б ты родился где-нибудь в Урюпинске, да еще бабой – что было б тогда?

– Да даже и мужчиной в Урюпинске… Тогда, думаю, шансов у меня было бы не много. Да и от времени много зависит. Я думаю, мой отец был не менее способный, чем я. А в общем, шансов больших жизнь ему не дала. Нам, конечно, ужасно поперло со временем. Деньги сейчас можно зарабатывать! Мне лично ужасно повезло – с биографией, с семьей, со всем остальным… Хотя обычно про везение говорят заурядные слабые люди, ничего в жизни не сделавшие. Вот они говорят: «Вам все прет». Ну как так – одним все прет и прет, а другим не прет и не прет? Бизнес – это вообще риск. Это готовность рисковать благополучием семьи, тем, что у тебя сегодня уже есть. И тут кто-то угадывает, а кто-то – нет…

– А что ты испытываешь к людям, которым не повезло, у которых слабые силы, маленькие задачи… Сочувствие?

– Никакого сочувствия. Сочувствия к слабости я не испытываю. Презрение – да… Я не склонен жалеть человечество. Ну, больным я сочувствую, это такое дело фатальное, и старым. Мне бывает жалко людей, которые стараются, пытаются, хотят, но по объективным причинам у них не получается. Но они по крайней мере стараются и хотят. А кто боится, кто рисковать не хочет, сидит у себя в норке – тем совершенно не сочувствую. Кто приходит домой и ложится на диван с газетой и с бутылкой пива – таким я ужасно не сочувствую… Если я буду сочувствовать бедным, давать им деньги за бедность – они все равно будут бедными всегда. Всю жизнь.

Латышские корни

– Петр! Все думают, что ты еврей, типичный еврейский банкир. А ты говоришь – латыш… Люди страшно удивляются!

– Да. В общегражданском паспорте у меня написано «латыш». Мой дед – из латышских стрелков. Он плохо говорил по-русски. Я его не застал, его расстреляли в 1937 году, как и второго моего деда – профессора-металлурга. Рос я без них… А если копать еще глубже, так корни Авенов на самом деле не латышские, а шведские. Когда остатки разгромленной армии Карла XII отступали через Латвию, то в Яунпиеболга – там на востоке есть такое место – у кого-то из шведских солдат случилась любовь с поселянкой. От этой любви и пошли Авены.