Беседы со Сталиным

После нескольких дней безделья Коча Попович решил вернуться в нашу страну, оставив в Москве Тодоровича, чтобы тот ждал результатов, то есть дожидался того, что советское руководство сжалится и возобновит переговоры. Я бы уехал с Поповичем, если бы из Белграда не пришло послание, в котором сообщалось о прибытии Карделя и Бакарича, и поэтому мне надо было присоединиться к ним на обсуждениях с Советским правительством «возникших осложнений».

Кардель и Бакарич прибыли в воскресенье, 8 февраля 1948 года. На самом деле Советское правительство пригласило Тито, но в Белграде сослались на то, что Тито нехорошо себя чувствует – даже в этом можно было видеть взаимное недоверие, – поэтому вместо него прибыл Кардель. Одновременно была приглашена делегация болгарского правительства, то есть Центрального комитета, о чем нам сообщил вездесущий Лесаков, преднамеренно подчеркнув, что из Болгарии прибыла «руководящая верхушка».

Ранее, 29 января, «Правда» осудила Димитрова и отмежевалась от «проблематичных и фантастических федераций и конфедераций», а также таможенных союзов. Это было предупреждением и предвестником ощутимых мер и более жесткого курса, который впредь собиралось проводить Советское правительство.

Карделя и Бакарича разместили на вилле неподалеку от Москвы, куда к ним переехал и я. В ту же ночь, когда жена Карделя спала, а он лежал рядом с ней, я сел к нему на кровать и насколько возможно мягче проинформировал его о своих впечатлениях от моего пребывания в Москве и контактах с советскими руководителями. Они сводились к выводу о том, что мы не может рассчитывать на какую-либо серьезную помощь, но должны полагаться на наши ресурсы, потому что Советское правительство проводит свою собственную политику подчинения, пытаясь перевести Югославию на уровень оккупированных восточноевропейский стран.

Кардель сказал мне тогда или сразу же после своего прибытия, что непосредственной причиной спора с Москвой было соглашение между югославским и албанским правительствами относительно ввода в Албанию двух югославских дивизий. Дивизии уже формировались, а полк истребителей югославских военно-воздушных сил уже находился в Албании, когда Москва выразила решительный протест, отказавшись принять в качестве причины то, что югославские дивизии были необходимы для защиты Албании от возможного нападения со стороны греческих «монархо-фашистов». В послании в Белград Молотов угрожал открытым разрывом.

На следующий день после прибытия Карделя, прогуливаясь в парке под наблюдением советских агентов, на лицах которых можно было прочитать ярость по поводу того, что мы совещаемся, а они не могут подслушать, Кардель и я продолжили нашу беседу в присутствии Бакарича. Она была более обширной и более последовательной в анализе и, несмотря на незначительные расхождения в выводах, совершенно единодушной. Как обычно, я был более суровым и категоричным.

Никто ни о чем нас не информировал, и с советской стороны не было никаких сигналов до следующего вечера, 10 февраля, когда в девять часов они усадили нас в автомобиль и повезли в Кремль, в кабинет Сталина. Там мы минут пятнадцать ждали болгар – Димитрова, Коларова и Костова, – а как только они прибыли, нас немедленно провели к Сталину. Мы сели так, чтобы справа от Сталина, который был во главе стола, находились советские представители – Молотов, Жданов, Маленков, Суслов, Зорин; слева были болгары – Коларов, Димитров, Костов; а затем югославские представители – Кардель, я, Бакарич.

В то время я представил югославскому Центральному комитету письменный доклад об этой встрече, но, поскольку сегодня у меня его нет, положусь на свою память и на то, что уже было опубликовано о встрече.

Первым слово взял Молотов, который с привычным для него немногословием заявил, что между Советским правительством, с одной стороны, и югославским и болгарским правительствами – с другой, возникли серьезные разногласия, что «непозволительно как с партийной, так и с политической точки зрения».

В качестве примера таких разногласий он привел тот факт, что Югославия и Болгария подписали союзный договор не только без ведома Советского правительства, но и вопреки его точке зрения, которая заключалась в том, что Болгария не должна подписывать никаких политических договоров до тех пор, пока не подпишет мирный договор.

Молотов пожелал более подробно остановиться на заявлении Димитрова в Бухаресте о создании Восточноевропейской федерации, в которую включалась и Греция, таможенного союза и координации экономических планов между Румынией и Болгарией. Однако Сталин оборвал его: