Беседы в Париже

Знание пагубно, разрушительно для узнавания нового, для открытия. Знание — всегда во времени, в прошлом. Оно никогда не принесёт свободы. Но знание необходимо, чтобы думать, действовать, а без действия существование невозможно. Однако действие, пусть даже мудрое, праведное, благородное, не может открыть дверь к истине. Пути к истине нет — её нельзя купить никаким действием, никаким очищением мысли. Добродетель — это единственный порядок в мире, находящемся в беспорядке, и здесь должна быть добродетель, которая является движением не-конфликта, свободы от конфликта. Но ничто из этого не откроет путь к беспредельному. Всё сознание должно опустошить себя от всего своего знания, действия и добродетели; опустошить себя не с целью достичь чего-то, что-то реализовать, чем-то стать. Оно должно оставаться пустым, хотя и действовать в повседневном мире мысли и действия. Из этой пустоты должны приходить и мысль и действие. Но эта пустота не откроет пути. Не должно быть никакого пути, никакой попытки достичь чего бы то ни было. Не должно быть центра в этой пустоте, поскольку у неё нет измерения; это центр измеряет, взвешивает, рассчитывает. Эта пустота вне пределов времени и пространства, вне пределов мысли и чувства. Она приходит также спокойно и ненавязчиво, как и любовь; у неё нет ни начала, ни конца. Она здесь, неизменная и неизмеримая.

7 сентября

Как важно для тела находиться в одном месте долгое время; эти постоянные переезды, смены климата и смена домов влияют на тело; оно вынуждено приспосабливаться, и в период приспособления ничто очень «серьёзное» происходить не может. А потом снова приходится уезжать. Всё это — испытания для тела. Но сегодня утром, когда проснулся незадолго до восхода солнца и рассвет уже наступил, невзирая на тело, та сила со всей своей интенсивностью была здесь. Любопытно, как тело реагирует на неё; тело никогда не бывало ленивым, хотя часто уставало, но сегодня утром, несмотря на холодный воздух, оно стало или, скорее, хотело стать активным. Только когда мозг спокойный — не сонный или вялый, а чувствительный и бдительный, — может появиться «иное». В это утро оно было совершенно неожиданным — ведь тело всё ещё приспосабливалось к новому окружению.

Солнце взошло в ясном небе; его было не видно из-за множества дымовых труб, но его сияние наполнило небо, и цветы на маленькой террасе, казалось, ожили, и их цвет стал более ярким и интенсивным. Это было прекрасное утро, полное света, и небо стало чудесно голубым. Медитация включала в себя эту голубизну и эти цветы, они были её частью; они тихо входили в медитацию и не были отвлечением. Отвлечения, на самом деле, не бывает, так как медитация — это не концентрация, представляющая собой исключение, отсекание, сопротивление и потому конфликт. Медитативный ум может концентрироваться, и тогда это не исключение, не сопротивление, но концентрированный ум не может медитировать. Любопытно, сколь всеобъемлюще важной становится медитация; ей нет конца и у неё нет начала. Она — как дождевая капля; в такой капле — все ручьи, огромные реки, моря, водопады; такая капля питает землю и человека, без неё земля была бы пустыней. Без медитации сердце становится пустыней, бесплодной землёй. Медитация имеет своё движение; вы не можете направлять её, формировать или принуждать её; если вы это делаете, она перестаёт быть медитацией. Если вы — просто наблюдающий, если вы — переживающий, это движение прекращается. Медитация есть движение, которое уничтожает наблюдающего, переживающего; это движение, которое за пределами всех символов, мыслей и чувств. Его скорость неизмерима.