Но отвлеченные теории, столь захватывающие для такого почитателя Природы, как Бешан, мало интересовали Пастера на протяжении всей его жизни – Пастер всегда ориентировался на деловой аспект любого вопроса. И на этот раз он увидел перспективу ощутимой выгоды и мечтал о способе сдерживать или создать видимость сдерживания опустошительного действия сибирской язвы среди овец и крупного рогатого скота. На основании собственной классификации, разделяющей микроорганизмы на аэробные и анаэробные, он предложил нейтрализовать вирулентность бактеридии, смешав два вида микроорганизмов. Мы уже видели, как случайное введение ослабленной культуры курам стало для него руководством к действию, и первая его попытка создать то, что он называл «вакциной», касалась куриной холеры. Затем Пастер занялся сибирской язвой, над «вакцинацией» от которой работал профессор Туссен из Тулузской ветеринарной школы, и объявил, что наконец нашел средство для ее предупреждения.
В мае 1881 г. Пастера пригласили испытать его вакцину на ферме подле Мёлена, и в июне он торжествующе написал домой, что добился полного успеха. Под этим подразумевалось, что овца, которая сначала была привита его препаратом, не умерла от последующего введения ядовитой дозы. Испытание было неестественным. Успех не может считаться настоящим, пока не выяснится, что естественная инфекция бессильна против привитых животных. Было выдвинуто соответствующее возражение, и в июле были предприняты эксперименты, которые должны были ответить на него, так как сила вакцины проверялась последующим введением крови погибшей от сибирской язвы овцы. Очевидно, что и в этом случае процедура отличалась от естественного заражения, в особенности потому, что некоторые овцы оставались невосприимчивы к заболеванию, хотя паслись на земле, предположительно полной бактериями из-за захороненных там туш больных овец. Тем не менее, результат от предполагаемой профилактики посчитали успешным с точки зрения коммерческой выгоды. Ни для кого не секрет, что денежные интересы всегда помеха объективной критике, и настоящие исследования были задавлены на корню, благодаря созданному Пастером альянсу науки с коммерцией.
В разгар экспериментов ему пришлось прерваться на время. В августе 1881 г. в Лондоне состоялся Международный медицинский конгресс, и Французская республика делегировала Пастера как своего представителя.
Его зять рассказывает нам[208]
о взрыве аплодисментов, приветствовавших Пастера, когда тот приблизился к сцене Сент-Джеймс-холла, в то время как почти никем не замеченный, посреди великолепного собрания на своем месте скромно сидел истинный первооткрыватель ферментативной роли микроорганизмов воздуха и внутренних тканей, в действительности проливший свет на загадки заболеваний шелкопрядов и винного брожения, основоположник взглядов, которые и по сию пору цитологи считают новаторскими. Бешан молча наблюдал за триумфом своего соперника. Он был последним, кто стал бы бросать тень позора на соотечественника в заграничном собрании. Он и представить не мог, что Пастер изо всех сил станет атаковать его в присутствии иностранцев. Но, к сожалению, амбиции часто заставляют переступать через деликатность.Инцидент произошел во время секционного собрания, на котором профессор Бастиан выдвинул свою теорию о развитии микроорганизмов во внутренних тканях, причем разница во мнении с Бешаном заключалась в том, что вместо признания живых гранул, микрозимов, родительскими единицами, речь в ней шла о спонтанном зарождении микроорганизмов из неорганических веществ.
Ответить попросили Пастера, который уклонился от объяснений, а чтобы опровергнуть Бастиана, предложил жестокий эксперимент, который противоречит попыткам его апологетов оправдать жестокость Пастера по отношению к страданиям животных. Вот как газета «Таймс» от 8 августа 1881 г. процитировала его слова: