«Бещисленные рати и великия труды…»: Проблемы русской истории X–XV вв.

С обоснованием точки зрения о создании «Слова о полку Игореве» в конце XVIII в. выступил американский историк Э. Кинан (некогда сделавший себе имя на отрицании подлинности переписки Ивана Грозного с Андреем Курбским[333]). По мнению Э. Кинана, автором «Слова» является чешский славист Йозеф Добровский. За время своего пребывания в России (пять месяцев с августа 1792 г. по январь 1793 г.) он сумел ознакомиться с пятью списками «Задонщины», Ипатьевской летописью и Псковским Апостолом 1307 г. (основными источниками «Слова», по Э. Кинану). После этого Й. Добровский составил два варианта заметок на древнерусском языке, не предполагая их публикации в качестве цельного произведения. Эти заметки попали сначала к И. П. Елагину, а после его смерти — к А. И. Мусину-Пушкину и А. Ф. Малиновскому, которые стали их обрабатывать с целью выдать за подлинный древнерусский текст. После издания 1800 г. Й. Добровский не узнал в «Слове» своих заметок, поскольку страдал душевной болезнью, и стал поэтому всерьез изучать «Слово». Мусин-Пушкинский сборник, в состав которого входило «Слово», на самом деле никогда не существовал[334].

Книга Э. Кинана уже подверглась ряду серьезных критических разборов[335]. Критика всех аспектов его концепции содержится в работах О. Б. Страховой. Рецензентом была, во-первых, показана несостоятельность отрицания существования Мусин-Пушкинского сборника — реальность его подкрепляется как свидетельствами многих очевидцев, так и анализом состава сборника по описанию в издании 1800 г. и выпискам Н. М. Карамзина из него. Далее, О. Б. Страхова указала на отсутствие у Й. Добровского реальной возможности ознакомиться в 1792 г. со списками «Задонщины» (существует вероятность, и то незначительная, что он мог видеть лишь один, Синодальный ее список). Наконец, на большом материале показано, что Й. Добровский не обладал (как и любой другой человек конца XVIII в.) познаниями в области древнерусского языка, которые дали бы ему возможность создать «Слово о полку Игореве»[336].

Языковедческие проблемы вообще оказались на сегодняшнем этапе дискуссии о подлинности «Слова» в центре внимания. С развернутой рецензией на книгу Э. Кинана выступил также А. Даниленко, пришедший к выводу о несостоятельности авторской концепции с языковедческой точки зрения[337]. Наконец, специальную монографию, посвященную рассмотрению проблемы аутентичности поэмы, выпустил А. А. Зализняк. Он убедительно показал, что знаний, достаточных для осуществления такой подделки, в конце XVIII в. ни у кого не могло быть: фальсификатору требовалось бы не только знать в совершенстве язык XII столетия, но и вплести в текст элементы языковых норм XV–XVI вв. (времени, к которому предположительно относят Мусин-Пушкинский список), в то время также еще не изученных. В частности, А. А. Зализняком выявлена на лингвистическом материале вторичность «Задонщины» по отношению к «Слову»: оказалось, что по такому признаку, как бессоюзность предложений, «Задонщина» во фрагментах, сходных со «Словом о полку Игореве», обнаруживает их высокий процент (свойственный для «Слова»), а во фрагментах, не имеющих в «Слове» параллелей, — низкий; «Слово» же в этом отношении однородно. Обратившись к гипотезе об авторстве Й. Добровского, А. А. Зализняк показал, что его представления о древнерусском языке (известные по языковедческим трудам чешского ученого) сильно отличались от того, что присутствует в «Слове о полку Игореве»; уже поэтому Й. Добровского нельзя рассматривать в качестве «кандидата» в авторы поэмы[338].

Примечательно, как реагирует Э. Кинан на упомянутые в начале настоящей статьи выводы из работ 1980–1990-х гг., неопровержимо (на мой взгляд) доказывающие древность «Слова о полку Игореве». Реакция эта весьма своеобразна.