Между тем, в мировой науке за прошедшее столетие текстологическое изучение сочинения Плано Карпини значительно продвинулось. А. И. Малеин делал свой перевод с издания М. д'Авезака, осуществленного по т. н. Лейденскому списку[595]
. В 1838 г., когда вышло издание д'Авезака, Лейденский список был единственным известным списком второй, пространной редакции «Истории монголов». Но в конце XIX столетия стал известен другой список — Кембриджский. Его существенные разночтения с Лейденским, в том числе в написании личных имен, были приведены в работе Ч. Бизли 1903 г.[596] По Кембриджскому списку публиковали «Историю монголов» Дж. Пулле в 1913 и 1929 гг.[597] и А. ван ден Вингарт в 1929 г.[598] Ко времени выхода в свет этих изданий был уже известен третий список — из библиотеки г. Вольфенбюттель (Германия). Издание, учитывавшее все списки 2-й, а также и 1-й (краткой) редакции (их ныне 8 плюс Туринский список, содержащий контаминацию двух редакций), было осуществлено в 1989 г. коллективом итальянских филологов под руководством Э. Менесто. Что касается комментариев, то в отношении «русской составляющей» новейшее издание ничего нового не внесло: среди составителей не было русистов, древнерусские источники и русскоязычная историография не привлекались (публикация А. И. Малеина даже не упомянута), и комментарии к русским эпизодам и персоналиям ограничиваются ссылками на западные работы — главным образом, на исследование П. Пелльо[599], в отдельных случаях на Г. В. Вернадского и Дж. Феннела. Однако издание Э. Менесто подводит итоги текстологического изучения памятника на основе всех ныне известных списков. И оно показало, что Лейденский список XIV в. представляет собой копию с Кембриджского конца XIII в., а Вольфенбюттельский (XIV в.) восходит к общему с Кембриджским протографу[600]. Это означает, что чтения Лейденского списка, отличные от чтений двух других списков, — вторичны и ошибочны. Между тем, после перевода А. И. Малеина в отечественной литературе закрепились некоторые чтения имен, основанные именно на Лейденском списке, точнее — на его воспроизведении в издании М. д'Авезака. Это касается, в первую очередь, такого насыщенного информацией фрагмента, как содержащийся в конце последней, 9-й главы перечень свидетелей путешествия Плано Карпини[601].«И, чтобы не возникало у кого-нибудь сомнения, что мы были в земле Татар, мы записываем имена тех, кто нас там нашел. Король Даниил Русский со всеми воинами и людьми, именно с теми, которые прибыли с ним, нашел нас вблизи ставок Картана, женатого на сестре Бату; у Коренцы мы нашли Киевского сотника Монгрота и его товарищей, которые провожали нас некоторую часть дороги; а к Бату они прибыли раньше нас. У Бату мы нашли сына князя Ярослава, который имел при себе одного воина из Руссии, по имени Сангора; он родом Коман, но теперь христианин, как и другой Русский, бывший нашим толмачом у Бату, из земли Суздальской. У императора Татар мы нашли князя Ярослава, там умершего, и его воина, по имени Темера, бывшего нашим толмачом у Куйюк-хана, т. е. императора Татар, как по переводу грамоты императора к Господину Папе, так и при произнесении речей и ответе на них; там был также Дубарлай, клирик вышеупомянутого князя, и служители его Яков, Михаил и другой Яков. При возвращении в землю Бесерминов, в городе Лемфинк, мы нашли Угнея, который, по приказу жены Ярослава и Бату, ехал к вышеупомянутому Ярославу, а также Коктелеба и всех его товарищей. Все они вернулись в землю Суздальскую в Руссии; у них можно будет, если потребуется, отыскать истину. У Мауци нашли наших товарищей, которые оставались там, князь Ярослав и его товарищи, а также некто из Руссии по имени Святополк и его товарищи. И при выезде из Комании мы нашли князя Романа, который въезжал в землю Татар, и его товарищей, и живущего поныне князя Алогу и его товарищей. С нами из Комании выехал также посол князя Черниговского и долго ехал с нами по Руссии. И все это Русские князья».
<далее упоминаются в качестве свидетелей «все граждане Киева» и русские люди, через земли которых проезжала миссия, а также ряд западноевропейских купцов>