Бешеные души

И тогда я увидела ее, жену Виктора. Она была очень красива, пшеничные волосы, веснушки, она была словно сама осень, от которой мы улетели на Маэр. Но было одно «но». Она сильно хромала, и я постеснялась спросить, что с ней. Это было так грустно, такая улыбчивая красота и эта ужасная портящая все хромота. Она гостеприимно улыбнулась, я словно увидела жизнь среди смерти, словно почувствовала дуновение свежего ветра. Земного ветра. Виктор легонько толкнул меня в спину, я все это время стояла на пороге как завороженная.

– О, Виктор, ты нашел себе новую подругу? – спросила она, улыбаясь.

– Несчастное существо голодно и хочет есть, – ответил Виктор, а потом обратился ко мне: – Это моя жена, Эда.

Потом мы просто по-семейному сидели за одним столом. Не знаю почему я позволила этому случиться. Все это слишком напоминало мне мою уже призрачную счастливую семью. Я выхлебала синтетические подобие горохового супа с подобием мяса. На удивление было вкусно. Они все говорили об обыденных вещах: о починке роботов, о выращивании привезенного гороха и попытке найти на Земле настоящую корову. Если бы нашли, то привезли на Маэр.

– Какого хрена вы так счастливы? – выпалила я.

Мне внезапно и ужасно маняще захотелось все здесь сжечь. Сжечь всю эту мерзкую счастливую добрую идиллию. Чтобы эта маленькая теплая, бедная и уютная комната горела. Пока они мило болтали о какой-то фигне, я представляла, как огонь с пола поднимается вверх по стенам, поедает пластик, старое земное дерево, ткани, картонные стены, как прожигает дыру в тонких стенах. Я представляла как сую топливо робота из коридора в нагревательный элемент печи на кухне, как сую туда одежду этой прекрасной счастливой девушки. Все потому, что такому не место в Айхе. Таким улыбчивым людям нельзя здесь жить.

– Простите? – произнесла Эда, и она была несколько смущена моим выпадом.

– Это вы меня простите, – я сорвалась из-за стола и кинулась в коридор. Мне не место здесь. Мне нельзя. И жечь ничего нельзя. Оно само все горит вокруг, куда не повернись – все горит.

– Эй! – Виктор схватил меня за руку.

– Отвали! – я пыталась вырвать руку, но чертов священник оказался гораздо сильнее. – Отпусти! Хватит с меня сладостей.

– Остановись, пожалуйста. И послушай.

– Про бога? Про дар? Про то как классно, когда твой ребенок превращается в воду у тебя перед глазами? А ты знал, что состав воды у всех тел разный? Вода водой, а Связь разная! Мать вашу, я знать этого всего не хочу!

Мой истеричный крик разнесся по коридору и вдруг я поняла, что его поглотила полная тишина. В комнатах все затихли.

– Пойдем обратно, я хочу тебе кое-что показать. Я хочу лишь, чтобы люди начали работать мозгами, начали думать мозгами, а не эмоциями, не страхом, не яростью и не злостью. Хладнокровие, вот что нас спасет, холодный расчет. Мысль! Понимаете?

– Отпустите меня, – холодно отозвалась я, хотя внутри всё дрожало от ярости.

– С радостью, только если вы меня выслушаете. И тогда больше меня не увидите. Я больше не заговорю с вами, не буду выступать на той улице. Вы согласны.

– Мне плевать.

***

Эда была встревожена. Они сидели на маленьком диване обитым чем-то блестящим и скользким на вид. Я сидела напротив в кресле из такого же ерзающего материала. Жутко неудобно.

– Ну, – торопливо проговорила я, разглядывая как мнутся эти двое.

– Эда, – Виктор обратился к жене.

– Извини, может лучше ты? – она вопросительно посмотрела на него, а потом подняла длинную юбку выше колена. У нее не было ноги. До колена точно. Там было что-то вроде дешевого протеза. Конечно, кто сейчас будет делать хороший бионический протез. Все больницы переполнены ожоговыми пациентами или такими же как Эда, без конечностей.

– У нее нет ноги, это сделала Связь. Она уничтожила ногу выше колена. Это началось и у Эды. То, что, наверное, простите, случилось и с вашим сыном, – начал Виктор и вдруг Эда продолжила за него.

– Это началось внезапно. Вначале образуется шар, будто конечность больше не твоя. Будто ты сам у себя ее отбираешь. Оно поднималось от пальцев и шло дальше, я знала, что будет, знала, что это конец. Все, смерть. Но умирать я не хотела. В ту секунду я разозлилась, как и вы сейчас. Я разозлилась на весь проклятый мир, – у нее на глазах выступили слезы, она сжала кулаки. – На все, что с нами происходит. Я разозлилась на Связь. Нет-нет-нет, остановись. Это была такая холодная ярость, не страх. И она остановилась. Чуть выше колена, однако ноги я всё-таки лишилась, не получилось обратить Связь обратно, вспять. Просто… не получилось. Но я жива, она не убила меня и мне успели помочь. Она – это наш мозг, это наше сознание, это то, что мы думаем. Она лютует, потому что мы боимся, мы бешено боимся, мы паникуем и путаемся в чувствах.

– Но в итоге вы без ноги, – холодно заметила я.

А потом я так же молча встала и вышла из комнаты. Летела по этому проклятому коридору, я хотела выбраться наружу, без этой вони. Мне надо было вздохнуть, вдохнуть уличного воздуха пропитанного еще не выветренным хлоргидратом и остатками горелого машинного масла умирающих автоматов вокруг.