— Потом — это потом, а пока делай, что делала. Доложи. Окончание удовлетворительное.
— Если я вам помогу, у меня все шансы никогда не выкарабкаться.
— Никто не выкарабкается, — ответил я. — Ну, что решаешь?
— Он прав, — сказал Зейн. — Сделай так. По крайней мере, ты должна быть здесь, чтобы все закончилось как можно лучше. Потому что мы не отступимся и ты кончишь не лучше, чем мы.
— Вы… доверяете мне… пойти с вами до конца?
— Нет, черт возьми, нет, — сказал я. — Мы доверяем тебе быть шпионкой, каковой ты и являешься.
— А что, если?.. — спросила Кэри.
— Что, если что, если что, если что, если?.. — сорвался я. — Узнать — вот твое дело, мать твою! Иначе убирайся.
Я махнул пистолетом в сторону дороги, уходившей вдаль.
— Дерьмо, — сказала Кэри.
У нас за спиной раздался чей-то громогласный голос.
— Извините, я опоздала! — крикнула Хейли.
Мы все обернулись и увидели, что она стоит на границе леса и дороги, руки безвольно опущены, растерянный взгляд на блестящем от испарины, оцарапанном лице цвета черного дерева.
Хейли, как туман, выплыла на гравийную дорогу, скользнула к нам, неумолимая как заря, ступила на гравий, подходя все ближе и ближе.
— Извини, Вик, извини, Зейн.
— Все в порядке, — кивнул я, когда она прошла мимо меня и направилась прямо к Кэри…
…ткнув дуло своего автоматического пистолета в лоб белой женщины.
Я застыл на месте; все, что все мы могли сделать, — это застыть на месте.
— Извини, — сказала Хейли, и единственное, что Кэри теперь видела, были белки ее глаз. — Вот чего раньше не знала, первое: жаль, но, черт возьми, иногда приходится извиняться, и второе: черт возьми, я чувствую себя жалкой неудачницей.
Большим пальцем Хейли взвела затвор.
Улыбнулась, видя, как Кэри задрожала, почувствовав приставленный ко лбу пистолет.
— Третий раз был просто неподражаем, — сказала Хейли — черное дуло ее пистолета очертило идеально ровный третий глаз на черепе Кэри. — Три удара — и я в ауте… В а-у-т-е.
Ни один молниеносный прием каратэ, ни один немудрящий выверт судьбы не спасли бы Кэри, прежде чем палец Хейли нажал бы на спусковой крючок, пробуравив дырку в безупречно мыслящих мозгах Кэри.
— Так что самым умным-разумным, самым верным, самым справедливым, — продолжала Хейли, — самым, черт возьми, шпионским… было бы просто легонько нажать пальцем вот на этот крючок. Предупреждающий удар. Проблема… решена. Все «неудачи» в предстоящих боях с тобой устранены. Так или иначе, я умираю, но лучше всего умереть свободным и сделать все, чтобы быть достойной этого.
Я не мог. Шевельнуться. Не мог. Сказать ни слова. Не мог. Даже подумать.
Пистолетное дуло с такой силой ткнулось в череп Кэри, что та пошатнулась, а Хейли завопила:
— Но я не умница-разумница!
И она резко крутанулась вправо. «Бам!» — громыхнул первый выстрел. «Бам! Бам! Бам!» — последовали за ним десять остальных; пули со свистом пронизывали древесные ветви и туман, медные гильзы, звякая, падали на гравий, пока затвор не отъехал назад и в отзвуках пальбы, в клубах пистолетного дыма, сливавшегося с туманом, Хейли не сказала:
— Патроны кончились.
Я взял пистолет из вялой руки Хейли, сказал ей:
— У нас есть еще.
«Бип! Бип! Бип!» — автомобильные гудки прорезали туман: услышавший стрельбу, отчаянно сигналивший Эрик словно напоминал, что надеется, что верх могут одержать только солдаты правого дела, пока Рассел мчался по лесу, готовый задать взбучку всякому подозрительному лицу, которое окажется в пределах досягаемости его пистолета.
Хейли не противилась, когда я взял ее за руку. Мы с Зейном сунули свое оружие в кобуру, и, только сунув за пояс «зиг зауэр» с пустой обоймой, я понял: именно такой пистолет я использовал при второй попытке самоубийства.
— Что ж, — сказала Кэри, услышав автомобильные гудки, — теперь мы, по крайней мере, знаем, где оставили машину.
42
Теперь вела Кэри.
— Ты уверен? — спросила она, когда я распахнул перед ней водительскую дверцу.
— Я вымотался, да и вся остальная команда не намного лучше, — ответил я.
— Скажи ей, что, если она попробует нас надуть, — сказал Рассел, — я прострелю ей колено.
— Скажи сам, — ответил я с переднего сиденья, устроившись между Кэри и Зейном.
— Эй, блондинка, — сказал Рассел, — если только…
— На, получай.
Кэри включила мотор, наш белый «кэдди» взревел, и, выехав из Пайн-Барренз, мы оказались на основной магистрали Нью-Джерси.
Славная была прогулка. Мы развлекались голосами и музыкой, которую передавала незримая радиоволна. Слушали новости, в которых могло попасться что-то важное. Но ничего так и не услышали. Мы ни разу не переключили станцию, если звучала какая-нибудь хорошая песня. Наши попутчики на четырех полосах мчались на юг очертя голову. Мы ехали в пределах допустимой законом скорости.
— Зачем самому устраивать себе сложности в жизни? — сказал я.
— Верняк.
Рассел поправил свои темные очки:
— Иногда сама жизнь устраивает тебе сложности.
— Можно попросить что-нибудь кроме этих окуляров? — спросила Кэри. — Солнце прямо в глаза.
Зейн протянул ей пару затененных гангстерских очков а-ля Бонни Паркер.[7]
Кэри надела их.