Бешеный

Стоило мне только вылезти из его пафосной, пижонской машины, Миша захлопнул дверь, и потянул меня в сторону входа в здание. А я только и могла, что быстро передвигать ногами и краснеть, глядя себе под ноги, потому что наше появление не осталось незамеченным, и я каждой клеточкой чувствовала на себя чужие взгляды. Жгучие, колючие такие. Кто-то присвистнул даже.

— Миш, Миш, не надо, отпусти, смотрят, — я попыталась вырвать свою руку из огромной лапы парня, но от только сильнее сжал ее и остановился резко.

Оглядел собравшихся вокруг зевак, кучкующихся своими небольшими компаниями, а потом резко притянул меня к себе, так неожиданно и внезапно, что я, не удержавшись, впечаталась в его широченную грудь, и он застонал глухо. Сначала подумала, что больно, наверное, я видела, что там под курткой творилось, а дальше все мысли из головы вылетели, точнее выбили их все основательно, все до одной, жестким таким, подчиняющим поцелуем. Не было сил сопротивляться его напору, я просто вцепилась пальчиками в плотную ткань куртки, позволяя целовать себя вот так на глазах у половины университета, вообще не нежно и не целомудренно. Мишу тоже ничего не смущало, ни то, что мы стоим прямо у входа в университет, ни то, что я вообще не подходящая для него кандидатура и целовать меня на глазах у наших же однокурсников — это удар по репутации. Он не думал об этом, а я думала. Дура? Дура!

— Пойдем, — скомандовал Багиров, когда наконец оторвался от моих губ. Я в этот момент вообще мало чего соображала, и не поддерживай он меня за талию, точно бы не удержалась на ногах, потому что не держали они совсем, подкашивались на каждом шагу, и голова кружилась.

На парах мне тоже не удавалось сосредоточиться, потому что этот несносный засранец, этот чертов соблазнитель ни на шаг от меня не отходил, сидел рядом и практически пожирал взглядом. Я не смотрела на него, старалась не смотреть, очень старалась. Но чувствовала, все чувствовала, а этот гад не стеснялся даже, то лапу свою мне на ногу положит, то носом в шею уткнется и шепчет какие-то глупости непристойные. А потом улыбается, так многообещающе, так порочно, что я приобретаю оттенок слепого помидора. И слава Богу, что никто из преподавателей этого позора не заметил. Зато заметили одногруппники, периодически косящиеся назад. Зачем? Вот зачем, спрашивается, я поперлась за гадом этим в самый конец аудитории. Как тут сосредоточиться?

— Подожди меня в машине, хорошо? Прокатимся кое-куда, — произнес Миша, когда закончилась последняя пара. Я, признаться, собиралась сбежать домой, но вместо этого почему-то покорно кивнула и взяла из его рук ключи. — Я только в туалет сгоняю.

Он выпустил мою руку из своей и, посмотрев неуверенно, словно взвешивая в голове, стоит ли меня отпускать, развернулся и пошел в сторону уборных. Мысль по-тихому свалить в закат я отмела на стадии зарождения, потому что это зверь ненормальный заявится ко мне домой, чтобы прояснить, чего это я его не послушалась и сбежала. Он, вон кряхтя и матерясь, сегодня встал и поехал в университет только лишь потому, что я отказалась прогулять пары. Проводив Багирова взглядом, я вздохнула и пошла к выходу. Уже на улице, в нескольких метрах от стоянки, услышала позади чьи-то выкрики и громкий смех.

— Эй, королева томатов, — и снова дикий ржач, а мне даже сомневаться не пришлось, что обращались ко мне. Я все ждала, когда ж это случится, и вот наконец прорвало. Я не отреагировала, только натянула капюшон по плотнее и пошла дальше, к машине, сцепив зубы и сжав ладони в кулаки.

— Смотри-ка, попрыгала на члене Багирова и королева, епта, — кто-то грубо сорвал с меня капюшон и потянул резко, да с такой силой, что я, не удержавшись на ногах, поскользнулась и полетела назад, прямо на сырой асфальт, выставив ладони и больно их расцарапав. Руку, которая уже не беспокоила практически, прострелило такой сильной болью, что из глаз искры полетели. И снова послышался громкий смех, я словно опять оказалась там, в актовом зале, где все смеялись и такали пальцем, снимая на телефон. Из глаз невольно хлынули слезы, больно все-таки, и неприятно.

— Пиздец ты неуклюжая, — раздался голос того, кто дернул за этот чертов капюшон — Антон Козырев, один из придурков, которого я еще в самом начале года послала подальше. — Сочувствую я Багирову, если ты и в постели такая же.

— Себе посочувствуй, придурок, — знакомый женский голос раздался откуда-то сверху. Немного придя в себя, я запрокинула голову и увидела над собой знакомое лицо. Та самая девчонка, что когда-то своим появление в аудитории, спасла меня от Багирова. — Отошел от нее, — девушка толкнула Козырева в грудь, тот отшатнулся, но его рука все еще покоилась на моем капюшоне, и я, естественно, еще больше распласталась на земле. Лежала правда недолго и смех вокруг продолжался не долго. В один миг все стихло, хватка на моем капюшоне ослабла и чьи-то руки, подхватив меня за подмышки, резко поставили на ноги. В нос ударил знакомый запах, и я уже знала, кто прижимал меня к груди, не давая упасть.