Бешеный

— Ник, малыш, ты чего, — когда я подняла голову в следующий раз, передо мной на корточках сидел Багиров.

— Ничего, — стерла слезы ладошкой, а они заразы, никак прекращаться не хотели, так и стекали дорожками по щекам.

— Малыш, ну чего ты плачешь-то? Я думал, ты обрадуешься.

— Чему? Тому что ты привел меня в фешенебельный бутик и дал команду меня приодеть? И часто ты так девчонок сюда приводил, был кто уже до меня? Или я первая?

Миша открыл было рот в удивлении, а потом в его взгляде мелькнуло что-то. Что-то очень нехорошее. И я поняла, что попала в точку!

— Не первая значит, — улыбнулась горько.

— Ник…

— Знаешь что, Багиров, если ты меня стесняешься, мог бы прямо сказать, а не подбирать мне белье! Я и прекрасно понимаю, что не ровня тебе и, взгляды обращенные на нас замечаю. Но, если честно я думала, что тебе все это не важно, а оно вон как да, белье мое тебе не нравится, одежда не та…

— Ника, да я же…

— Я все понимаю, Миш, но это было унизительно. Я пойду, пожалуй.

Я потянулась к занавеске, чтобы уйти, потому что невыносимо это было. Дурочка, конечно, ему стыдно, где ты и где он. Конфетка-то ты может и сладкая, а обертка у тебя так себе. Захотелось оказаться подальше отсюда, запереться дома и не видеть никого, но меня резко перехватили, не позволив сделать и шага.

— Малыш, ты с ума сошла?

— Отпусти меня, — я уперлась ладошками в его грудь, в попытки вырваться из медвежьих объятий.

— Ника, да я же просто хотел тебя порадовать, маленькая.

— Порадовать? Дав мне понять, что тебя не устраивает то, как я одеваюсь, что тебе стыдно? Ну я рада, спасибо, что открыл глаза.

— Ник, ну что за чушь, с чего ты взяла, что меня что-то не устраивает и я стыжусь? Что за бред, малыш, да я же, блядь, зверею от одного взгляда на тебя, — он улыбнулся и провел губами по моей щеке, собирая слезы. — Ты охренеть какая красивая, малыш.

— Тогда зачем все это?

— Просто захотел сделать тебе приятное, думаешь, я не заметил, как бережно ты относишься к каждой своей вещи, как трясешься над каждым свитером? Ник, я же не слепой и не тупой. И я прекрасно знаю, что ты скорее язык проглотишь, чем что-то попросишь. А я не хочу, чтобы моя девушка расстраивалась из-за такой ерунды, как растянутый свитер.

— Я… — я не знала, что сказать, а он смотрел на меня так открыто, с таким восторгом и обещанием, что внезапно стало жарко невыносимо, — просто, когда ты сказал…и про белье…

— Ник, я бы рад был, если бы ты вообще без ничего ходила, — прошептал мне на ухо, одновременно подталкивая к стене, — но не отказался бы посмотреть на тебя в каком-нибудь чертовски сексуальном комплекте.

— Миш, ты чего, — запаниковала я, когда поняла, что стою прижатая к стене и в меня многозначительно упирается подтверждение его слов. А руки Багирова уже беспрепятственно стянули мое пальто и задрали кофту. — Миш, ты с ума сошел, ну ты чего творишь, — попытка остановить возбужденного Багирова провалилась с треском, когда, расстегнув пуговицу на моих джинсах он нырнул по ткань и коснулся меня прохладными пальцами. Я хотела его остановить, правда хотела, но уже через секунду выгибалась, постанывая все громче, так, что Мишу пришлось прижать ладонь к моему рту. А потом все резко прекратилось, меня в несколько движение развернули и прижали грудь к стене.

— Тшш, малыш, придется быть тихой.

— Ты с ума сошел, Миша, господи, да что ты творишь, — я попыталась отстраниться, но кто бы мне позволил, джинсы с трусами в миг оказались спущенными, а пальцы Багирова творили такое, что все мои протесты испарились в ту же секунду. Не могла я ему противостоять, с нашей первой ночи и по сей день, и не важно, где это было, дома на кровати, на заднем сидении его машины, в пустой аудитории университета, боже, что же мы вытворяли, так же нельзя.

— Сама виновата, нельзя быть такой охеренно красивой, как тут стерпишь, — прошептал он, а после послышался шелест фольги и мой собственный писк, грозивший эхом разлететься на весь магазин, если бы Миша вовремя не прикрыл мне рот ладонью, врываясь в мое безвольное тело. И мне бы возмутить, прекратить, попытаться хотя бы, но как прекратить, как остановить, когда все мысли из головы повылетали, когда каждый толчок сладкой негой растекался по телу, а Миша словно с ума сошел, сорвался, задвигался еще быстрее, резче, набирая какой-то совершенно ненормальный, просто невероятный темп, задавая свой ритм. И вбивался в меня все жестче, сильнее, острее. И не было сил противостоять, я лишь откинулась назад, прижимаясь к его груди, позволяя делать все, что ему только заблагорассудится. Потому что все вокруг перестало существовать, был только его шепот, его губы, его поцелуи обжигающие, его пальцы, кружащие вокруг клитора и шумное дыхание. И все это настолько одурманило, настолько остро чувствовалось и я, окончательно забыв где мы, практически закричала, впиваясь зубами в ладонь Миши, кончая, сотрясаясь в таком бешеном, таком искрящем до предела оргазме, что не держи меня Миша, позорно рухнула бы на пол и умерла бы прямо там, а следом послышалось глухое рычание и стон Багирова.