Бешеный мир

Загадочный однорукий блондин не сдвинулся с места, когда автобус промчался мимо него, и наши взгляды на миг встретились. Что он мог увидеть в моих глазах, понятно: смертельную ярость и беспросветное отчаяние. Что я увидел в его глазах? Трудно сказать, но злобой они точно не горели. Да и других эмоций в них не прослеживалось. Это был взгляд равнодушного ко всему созерцателя, но разве можно остаться равнодушным, глядя на бесчинствующих зомби?

Можно — в том случае, если ты сам являешься одним из них и способен повелевать ими…

О том, что это был копатель-поводырь, я узнал позднее — когда этих тварей стали замечать повсеместно. Но тогда я ни о чем подобном не догадывался. Что, возможно, было и к лучшему, ведь иначе я остался бы, дабы поквитаться с главным виновником убийства Алены, Антошки и прочих моих товарищей. До которого я, впрочем, все равно не добрался бы. Потому что либо свернул бы себе шею, прыгая из мчащегося автобуса, либо был растерзан бегущими за ним зомби. Ну а так мы — горстка выживших, — доехали до Котельнича, где перевязали раны и, предавшись скорби по погибшим, поведали миру обо всем, что с нами стряслось…

Вернее, рассказывать эту историю моим товарищам пришлось уже без меня. Еще до того, как мы прибыли в Котельнич, я не выдержал и сломался. Не сказав никому ни слова, я осушил от беспросветной тоски подвернувшуюся под руку бутылку водки и позорно сбежал сразу, как только наш автобус остановился. При мне были лишь револьверы с остатком патронов, документы, да бумажник с деньгами, выплаченными мне нашим импресарио после финального представления.

Какие у меня были дальнейшие планы? О, самые что ни на есть грандиозные! Сначала — купить и выпить еще одну бутылку водки, поскольку одной мне показалось мало. А потом — найти укромный уголок и пустить себе пулю в глаз. То есть свести счеты с жизнью тем же способом, которым я так ловко убивал зомби. И который, к моему великому сожалению, не помог мне убить тех зомби, кого я должен был остановить в первую очередь.

С первым пунктом плана трудностей не возникло, а вот со вторым… Застрелиться после убойной доли алкоголя у меня не вышло — я отключился еще до того, как смог настроиться на самоубийство. А когда проспался и, обнаружив себя в каком-то придорожном мотеле, привел мысли в относительный порядок, то понял, что у меня вдруг пропала всяческая охота умирать. Малодушие не позволило мне остаться с выжившими — теми, кому предстояла тяжкая, скорбная работа: опознавать и хоронить останки наших товарищей. И это же малодушие не давало мне присоединиться к погибшим, рядом с которыми, говоря начистоту, и было сегодня мое место. Куда ни кинь, везде я повел себя недостойно. И не мог осмелиться на настоящий поступок даже в память о своих погибших близких.

В тот день было еще не поздно встать на любой из этих двух путей. Но я опять смалодушничал и в итоге выбрал третий путь: отправился куда глаза глядят к неведомой мне пока цели. Вернее, это был даже не путь, а, скорее, направление, подобное тем зигзагам, которыми добираются до Москвы копатели. И пусть в моей голове не звучал Зов, в данный момент я немногим отличался от зомби. А именно — меня не тянуло на «Трупную площадь», и вся моя жгучая ненависть была направлена лишь на самого себя.

Неприкаянный, я уходил в долгое странствие по миру, досадуя, что моя жизнь перевернулась в одночасье с ног на голову. Однако не прошло и года, как подобной жизнью зажил не только я, но и весь остальной мир! А то, что виделось мне поначалу ненормальным, постыдным или диким, вскоре повсюду стало нормой. И горе тому, кто был не готов к переменам или отказывался признавать жестокие законы новой реальности. Новый мир — мир Копателей, — был нетерпим к ретроградам, которые в нем попросту не выживали. Несмотря на то, что мы называли себя чисторукими, нам, чтобы выжить, тоже приходилось частенько марать свои руки. Причем не только в грязи, но и в крови, которая и у нас, и у зомби по-прежнему была одного и того же цвета…

Глава 6

— Читал я, помнится, в тюрьме одну книжку, — заметил Ананас, попыхивая сигареткой и рассовывая по карманам разгрузочного жилета снаряженные магазины от «Вепря». — Толстую такую книжку и до изжоги многословную, что я даже удивлялся, как у автора хватило терпения ее до конца дописать. Одно мне в той книжке безумно нравилось: она была про море. А море от зека, который пожизненный срок по строгачам мотает, находится еще дальше, чем звезды. Их я хоть иногда сквозь решетку по ночам видел, а море — только во сне. Ну или воображал его в мыслях, когда мне такие книжки порой в руки попадали.

— С чего это вдруг ты заговорил о литературе? — удивился я. Мы готовились к вот-вот предстоящей нам работе, поэтому выбранная моим новым напарником тема для беседы была довольно странной.