В путь отправились по утреннему холодку, пока солнце в полную силу не припекло. Да и на дороге было посвободнее. Автомобиль с грузом и охраной ушел вперед, сотня мерно шагала по утоптанной грунтовке, первая и последняя шеренги несли берданки, сзади двигался обоз из оставшихся пяти двуколок с имуществом. Догнали одну толпу беженцев, потом другую… Жалко было смотреть на людей, в одночасье лишившихся почти всего. Все, что имело колеса, было приспособлено для перевозки домашнего скарба. Да и люди навьючили на себя все, что можно было унести. Когда-то, будучи еще курсантом, видел хронику Великой Отечественной, там тоже показывали беженцев. Но сейчас перед глазами не кадры шестидесятилетней давности из будущего, а реальный исход в Неизвестность. Приглушенная ругань взрослых, плач детишек, скрип телег, мычанье голодных, или недоенных коров, до сих пор не понимающих почему хозяева увели их из родного хлева на дорогу – все это било по ушам и навевало беспросветную тоску и глухую злобу от невозможности помочь и что-то изменить. Глядя на лица уже своих погранцов, понимал, что они думают и чувствуют примерно то же самое.
От тяжких дум отвлекли затор и оживленная перепалка на дороге. Посреди небольшой толпы стоял еврейская девчушка лет десяти и сквозь плач тараторила на своем языке. Ей аккомпанировали тихие подвывания женщин. На нас обратили внимание и все испуганно притихли.
— Что тут у вас? — совсем не хотелось задерживаться на дороге для выяснения кто кого толкнул, или не пропустил вперед.
— Господин офицер, за что нам это? — из толпы вышел седой раввин. — Нас изгнали из наших домов, стариков и детей гонят пешком неизвестно куда, и еще грабят по дороге!
Не понял! Все предыдущее настроение куда-то улетучилось…
— Уважаемый, кто и кого грабит?
— Там, за поворотом на развилке дорог стоят солдаты, которые обыскивают и забирают себе все, что понравится. Они говорят, что это – в наказание за то, что мы все – шпионы!
— И много их?
Старик переспрашивает у девчонки на идиш, потом отвечает:
— Их там пятеро.
Так, это уже интересно. Кто ж такой умный тут пост организовал и грабежом занимается? Ну-ка, сходим, посмотрим…
— Дмитрий Иваныч, оставляй старшим Сомова, возьми пару человек с берданками и пойдем прогуляемся за поворот.
Остапец подзывает к себе пару бойцов и мы идем на смотрины. Нас еще раз окликает раввин:
— Господин офицер, Хая говорит, что у них пять ружей, а у вас – только два…
— Что мы тут, стрелять друг дружку будем? — это Остапец рядом ворчит под нос. — Так разберемся. Командир, разрешите этих двоих отправлю вдоль дороги. На всякий случай.
Умный у меня фельдфебель. Я и сам про это подумывал.
— Не нашумят?
— Эти – нет, — увидев одобрительный кивок, оборачивается к "свите". — Так, хлопцы, вы кустиками идете, только тихо. А там смотрите как дело обернется. А мы с их благородием по дороге пойдем.
Рука на автопилоте опускается на кобуру… И тут я вспоминаю, что "люгера" уже нет. Из оружия – одолженный "наган", шашка и "оборотень" за голенищем… Ну и ладно! Будто воевать сейчас будем…
Проходим за поворот, и вижу, что скорее всего воевать придется. Ожидал увидеть какой-нибудь пост с патрулем, а тут – "Гуляй, рванина, от рубля и выше". Их даже солдатами назвать можно трудно. Только один полностью в форме, остальные – кто в чем. Домашняя рубаха с армейскими шароварами и лаптями, гимнастерка с гражданскими штанами и обмотками… Двоих не смог рассмотреть потому, что зарылись в телегу в поисках чего-нибудь полезного, одни только ноги торчат. Но – с винтовками. На земле лежат два тела, наверное, хозяева. Интересненько! Нас увидели, насторожились. Главный, тот, который в форме, смотрит исподлобья, жестко и неприветливо… Подходим ближе. Надо начинать разговор…
— Что вы тут делаете, служивые? — будем "косить под дурачка", — кто старший?
— Я за старшого, вашбродь, — как и ожидал, "солдат" у них за главаря. — Вот проверяем тут…
Двое в телеге высунулись, но пока просто смотрят, остальная троица двигается нам навстречу, причем достаточно грамотно. Заходят с двух сторон. Будем надеяться, что фельдфебель справится с одним. Лишь бы стрелять не начали… Хотя, пока не собираются.
— Ты бы, вашбродь шел своей дорогой, нас не трогал, и мы – не тронем.